Пилсудский - Геннадий Матвеев

Как уже отмечалось ранее, маршалу сейма Ратаю, к которому по конституции перешли обязанности президента, в первый момент показалось, что он обладает реальными властными полномочиями. Однако Пилсудский без промедления показал, что маршал глубоко заблуждается. Без каких-либо консультаций с политическими партиями было сформировано правительство Бартеля, тут же утвержденное Ратаем. Подобная практика отныне стала традиционной. Теперь в межвоенной Польше будут меняться кабинеты (до 1939 года их будет 12), но не будет правительственных кризисов, коалиционных соглашений, межпартийных споров при дележе портфелей и прочих атрибутов презренной «сеймократии» образца 1921 года. Сам Пилсудский будет занимать пост военного министра во всех правительствах вплоть до своей смерти. Кроме того, маршал предупреждал всех премьеров нового режима о том, что в его компетенции будут также все вопросы внешней политики. Он не делал из этого тайны и хотел, чтобы об этом были проинформированы зарубежные партнеры. Первый кабинет Бартеля был составлен из малоизвестных в политике людей, полностью обязанных своим карьерным взлетом Пилсудскому. Никто из членов прежних кабинетов в правительство приглашен не был, равно как и более или менее известные деятели поддержавших переворот партий.

Неотложной задачей для маршала была ликвидация раскола армии. В момент прекращения боев в окрестностях Варшавы продолжалась концентрация верных присяге войск, в Великой Польше и Поморье формировался добровольческий легион. Это означало, что все еще сохранялась угроза возобновления боев и продолжительной гражданской войны. Вечером 15 мая 1926 года после приведения кабинета к присяге Ратай издал декрет, запрещавший дальнейшие военные действия. Его исполнение было поручено военному министру. Это еще раз показало, что Пилсудский соблюдал видимость конституционности нового режима. В соответствии с декретом была создана ликвидационная комиссия во главе с генералом Желиговским, задачей которой было полное умиротворение армии.

16 мая противостоящими воинскими группировками было подписано соглашение о прекращении военных действий и подчинении приказам военного министра. Пилсудский потребовал от всех частей выделить представителей для участия в торжественных похоронах павших в боях военнослужащих. Изданная им инструкция гласила, что он запрещает обеим сторонам всяческие ссоры и споры, требует от них не поддаваться чувству мести, чтобы как можно скорее установить спокойствие и порядок в стране.

17 мая (этот день был объявлен в Варшаве траурным) с участием членов правительства прошла церемония похорон погибших военнослужащих. Военный министр Пилсудский на них не присутствовал. Во время отпевания в гарнизонной церкви случился инцидент, получивший широкий общественный резонанс. Из ризницы вышел капеллан легиона Юзеф Панась, автор вышедших в 1920 году воспоминаний, восхвалявших Пилсудского, сорвал с груди боевые награды и бросил их под ноги генералу Орличу-Дрешеру. Это свидетельствовало, что далеко не все прежние сподвижники маршала соглашались с его действиями. Со временем Панась, сблизившись с крестьянским движением, стал одним из символов антипилсудчиковской оппозиции.

22 мая появился известный приказ Пилсудского по армии, посвященный майским событиям. В нем он, в частности, написал: «Когда братья преисполнены любви друг к другу, то между ними завязывается узел крепче всех других людских узлов. Когда братья ссорятся и узел рвется, то их ссора также сильнее всех других. Это закон человеческой жизни. Это мы продемонстрировали несколько дней тому назад, когда в столице несколько дней сражались друг с другом. Наша кровь впиталась в одну землю – землю, одинаково дорогую одним и другим, обеими сторонами одинаково любимую. Так пусть эта горячая кровь, самая ценная в Польше кровь солдата, под нашими ногами будет новым посевом братства, пусть провозглашает общую для братьев правду... Пусть Бог всепрощающий смилуется над нами и карающую руку отведет, а мы займемся нашей работой по укреплению и возрождению нашей земли»[220].

Призыв к примирению и консолидации армии был сформулирован хотя и в беллетристической форме, но вполне однозначно. Маршал явно брал на себя обязательство не преследовать своих недавних противников. Но бросается в глаза отсутствие еще недавно столь популярных рассуждений о роли морали в жизни государства и армии, а также сведение имеющего под собой глубокие идеологические и политические причины конфликта к братской перебранке с дракой. Заметим, что Пилсудский не сдержал своего обещания, и в последующие месяцы и годы немало офицеров вынуждены были распрощаться со службой. Многие досрочно ушли в добровольную или вынужденную отставку. С 1926 по 1934 год убыль кадровых офицеров в армии составила 6 032 человека, то есть более трети офицерского корпуса. Уволилось и более 3 500 командиров молодого возраста[221]. Конечно, далеко не все выражали свой протест таким образом, но о том, что их было не так уж и мало, свидетельствует поведение курсантов на мосту Понятовского. А судьба арестованного сразу же после переворота генерала Влодзимежа Загурского, по приказу которого авиация бомбила войска мятежников, неизвестна до сих пор.

Следующим рубежом в оформлении режима Пилсудского явились президентские выборы, назначенные на 31 мая. Они должны были дать ответ на вопрос о том, насколько удалось Пилсудскому деморализовать польский политический класс. Все прекрасно понимали, что Ратай, занимавший пост президента временно, не мог противостоять Пилсудскому, за которым была сила. Иное дело – парламент, в обеих палатах которого заседали в совокупности 555 депутатов и сенаторов.

В отличие от президентских выборов 1922 года, когда изначально существовала небольшая вероятность того, что в них будет участвовать Пилсудский, сейчас у него была совершенно иная позиция. Он, используя общественное возбуждение и наивное ожидание лучшей жизни, мог в качестве официального главы государства существенно увеличить свои полномочия за счет парламента, даже не распуская его. И в те две недели между окончанием переворота и заседанием национального собрания маршал ни разу не намекнул на нежелание взять на себя формальную ответственность за все, что будет происходить с Польшей. Более того, в своих интервью он всячески давал понять обществу, каковы будут его дальнейшие действия, что можно было трактовать как намерение встать во главе государства. В первом таком интервью 23 мая французской газете «Матэн» Пилсудский достаточно откровенно заявил, что ради блага Польши готов на любые действия, даже не совсем конституционные, и что является сторонником сильной власти. Чрезвычайно многозначительным было такое его высказывание: «Если и могут быть какие-то колебания в выборе средств, когда хочется остаться в рамках легальности, то их нет там, где цель – спасение Польши. Только правление на основе сильной власти может дать в данном случае хорошие результаты. Я не буду насиловать конституцию, но выполню свой долг»[222].