Мари. Дитя Бури. Обреченный - Генри Райдер Хаггард

Когда церемония приветствия завершилась, Панда обратился к принцам со словами:

– Дети мои, я послал за вами, чтобы спросить вашего совета по одному делу – делу пока небольшому, но могущему вырасти в чрезвычайно важное. – Он сделал паузу на понюшку табаку, а братья прогудели в один голос:

– Слушаем тебя, отец!

– Так вот, сыны мои, дело это касается Садуко, сына Мативане, вождя амангвана, которых много лет назад, с позволения того, кто правил до меня, истребил вождь амакоба Бангу. Этот Бангу, как вы знаете, в последнее время был гнойной занозой в моей ноге, тем не менее воевать с ним я не хотел. И я шепнул Садуко на ухо: «Если сможешь убить его, он твой, и скот его твой». Что ж, Садуко умен. С помощью этого белого человека, Макумазана, нашего давнего друга, он убил Бангу и забрал его скот, и нога моя начала заживать.

– Мы слышали об этом, – сказал Кечвайо.

– Славное дело, – добавил Умбелази, более великодушный критик.

– Да, – продолжил Панда, – я тоже считаю это дело славным, учитывая, что у Садуко был всего лишь небольшой отряд бродяг…

– Нет, – прервал отца Кечвайо, – победу ему принесли не сброд крысоедов, но мудрость этого человека – Макумазана.

– От мудрости Макумазана было бы мало толку без мужества Садуко и его крысоедов, – возразил Умбелази, и с этого момента я понял, что братья постоянно противоречат друг другу из принципа, а вовсе не потому, что кого-то из них волнует истина.

– Именно так, – продолжил король. – Вы оба правы, сыновья мои. Однако дело вот в чем. Я считаю Садуко многообещающим юношей и хотел бы возвысить его, чтобы он учился любить всех нас. Особенно потому, что его род незаслуженно пострадал от нашего рода, поскольку Тот-кто-ушел, послушался дурного навета Бангу и позволил ему без всякой на то причины вырезать племя Мативане. Дабы стереть это позорное пятно и привязать Садуко к нашему роду, я полагаю, будет разумным восстановить юношу в правах предводителя амангвана, вернуть ему земли, которыми владел его отец, а также сделать его вождем племени амакоба, от которых остались только женщины да дети и совсем немного мужчин.

– Как будет угодно королю, – проговорил Умбелази и широко зевнул: ему явно надоело слушать о Садуко.

Кечвайо же промолчал, словно его занимали мысли о чем-то другом.

– А еще я думаю, – неуверенно продолжил Панда, – привязать его покрепче, чтобы узы было не порвать, а для этого отдать ему в жены девушку из нашего рода.

– Зачем предлагать этому жалкому амангвана породниться с королевской семьей? – поднял на отца глаза Кечвайо. – Если он опасен, так почему бы не убить его, и дело с концом?

– А вот зачем, сын мой. В стране раздор, Зулуленд ждут неспокойные времена, и я не хочу убивать тех, кто может стать подмогой нам в трудный час, как не хочу делать их своими врагами. Наоборот, они должны стать друзьями, и поэтому мудро будет обильно поливать это семя величия, что дается нам сейчас, а не выкапывать его и не сажать в чужом саду. Делами своими Садуко доказал, что он и есть такое семя.

– Отец, – подал голос Умбелази, – мне тоже нравится Садуко. Он храбрый человек, и притом из благородной семьи. Какую из наших сестер отец желает отдать ему в жены?

– Ту, которая названа в честь праматери нашего рода, Умбелази. Ту, которую родила твоя мать, – твою сестру Нэнди, – (по-английски это значит «Ласковая»).

– Щедрый подарок, отец, ведь Нэнди красива и мудра. А что она сама об этом думает?

– Она довольна, Умбелази. Она видела Садуко, и он пришелся ей по сердцу. Она сама мне сказала, что не желает другого мужа.

– Неужели? – равнодушно проговорил Умбелази. – Раз король велит, какая разница, чего желает дочь короля?

– По-моему, большая, – вмешался Кечвайо. – Это никуда не годится! Ничтожного человека, который всего лишь победил крошечное племя, воспользовавшись хитростью Макумазана, награждать не только титулом вождя, но и рукой умнейшей и красивейшей из дочерей короля, даже если Умбелази, – добавил он с ухмылкой, – готов швырнуть ему родную сестру, словно кость бродячей собаке.

– Кто это швыряет кость, Кечвайо? – спросил Умбелази, словно очнувшись от своей задумчивости. – Король или я, который даже не слышал об этом браке до сего момента? И кто мы такие, чтобы оспаривать указы короля? Наше дело судить или повиноваться?

– Не одарил ли тебя Садуко частью того стада, что он украл у амакоба? – спросил Кечвайо. – Может, потому наш отец не требует за невесту выкупа, что ты уже получил подарок взамен?

– Единственный подарок, принятый мною от Садуко, – ответил, с трудом подавив гнев, Умбелази, – это его помощь. Он друг мне. А ты за это ненавидишь его, как ненавидишь всех моих друзей.

– Мне что – любить каждую шавку, что лижет тебе руку? И можешь не говорить мне, что он твой друг. Я-то знаю, это ты нашептал нашему отцу, чтобы тот позволил ему убить Бангу и угнать его скот. И дело это дурное, потому что теперь на нашей семье кровь Бангу. Мало того, человек, проливший эту кровь, войдет в нашу семью и станет называться принцем, как ты и я. Да и как иначе, ведь он женится на принцессе Нэнди! И ты поступишь верно, Умбелази, приняв скот, от которого отказался белый торговец, поскольку всем известно, что ты заслужил его.

Терпение Умбелази лопнуло, он вскочил на ноги, выпрямился во весь свой гигантский рост и заговорил хриплым от волнения голосом:

– О король, я прошу твоего разрешения удалиться! Если я задержусь здесь еще немного, буду очень жалеть, что в моей руке сейчас нет копья. Однако, прежде чем уйти, выскажу всю правду. Кечвайо ненавидит Садуко, потому что этот юноша мудр, и отважен, и далеко пойдет, и Кечвайо хотел, чтобы Садуко был в его подчинении, но тот решил прийти под мое крыло. Вот почему Кечвайо язвит и насмехается надо мной. Пусть оправдается, если сможет.

– И не подумаю! – сдвинув брови, ответил Кечвайо. – Кто ты такой, чтобы шпионить за мной, лгать и требовать, чтобы я отчитывался перед королем? Больше не хочу ничего слушать. Можешь оставаться здесь и расплатиться с Садуко нашей сестрой. Раз король обещал отдать ее, слова его никто не изменит. Только передай своему бродячему псу: для него у меня всегда наготове палка, пусть только посмеет тявкнуть. Прощай, отец. Я уезжаю в свой крааль, можешь отыскать меня в Гикази, если я тебе понадоблюсь, но надеюсь, этого не случится до окончания свадьбы сестры: нет у меня желания глядеть на все это.

С этими словами он поклонился королю и, не попрощавшись с братом, ушел.

Мне он, однако, руку на прощанье пожал, ведь Кечвайо всегда дружески относился ко мне, возможно полагая, что я могу еще пригодиться. Он, как я узнал позже, был очень доволен тем, что я отказался от своей доли скота амакоба и не принимал никакого участия в сватовстве Садуко и Нэнди, о котором я и впрямь слышал впервые.

– Отец, – сказал Умбелази, когда Кечвайо ушел, – разве можно такое терпеть? Разве можно винить меня в этом деле? Ты все видел и слышал – ответь мне, отец.