Мари. Дитя Бури. Обреченный - Генри Райдер Хаггард

Сытый по горло крайне неприятной сценой, я тоже было собрался уходить, когда бедняга Умбези кинулся ко мне и ухватил за руку.

– О Макумазан, – рыдая от страха, запричитал он. – Если ты когда-либо считал меня своим другом, помоги мне выбраться из жуткой ямы, в которую я угодил из-за выкрутасов этой мартышки, моей дочери Мамины, настоящей ведьмы, рожденной приносить мужчинам беду. Будь она твоей дочерью, Макумазан, и явись перед тобой знатный вождь со стадом в сто двадцать голов, ты бы отдал дочь ему, хоть он и смешанной крови, и не сказать чтоб молодой, тем более если она сама не возражала, ведь у Мамины на первом месте родовитость и достаток… Отдал бы ты ее?

– Думаю, нет, – ответил я. – К тому же не в наших обычаях вот так продавать женщин.

– Да-да, я забыл. В этом, как во многом другом, вы, белые люди, совсем не такие, как мы. Честно говоря, Макумазан, я думаю, что в сердце у Мамины только ты. Она сама мне именно так и говорила, раз или два. Эх, почему же ты не увез ее с собой, пока я не смотрел? Потом мы бы с тобой все уладили: я бы навсегда освободился от ее колдовства и не сидел бы сейчас по шею в этой яме.

– Потому что некоторые люди не делают подобных вещей, Умбези.

– Да-да, я забыл. О, никак не могу запомнить, что вы, белые, совсем безумные и оттого нельзя ждать от вас, что вы по ведете себя как все нормальные люди. К тому же ты друг этого тигра Садуко, что вновь доказывает, что ты, видать, и впрямь безумен, потому как многие скорее согласились бы подоить буйволицу, чем водить дружбу с этим человеком. Разве ты не понял, что он собирается убить меня, отделать палками, как распаренную шкуру? Ох! Забить меня этими палками до смерти! Ох! Если ты не остановишь его, он так и сделает, может даже, завтра или послезавтра. Ох, ох!

– Понимаю, Умбези, и думаю, что он точно так сделает. Но вот чего я не понимаю, так это как мне остановить Садуко. Вспомни, как ты сам способствовал тому, чтобы в сердце его окрепла любовь к Мамине, а теперь, Умбези, ты поступил с ним очень дурно.

– Макумазан, я никогда не обещал ему Мамину. Я лишь сказал, что если он приведет сотню голов скота, то, возможно, пообещаю.

– Зато он победил амакоба, врагов своего племени, привел тебе сто голов скота, а отбил намного больше, однако ты своей доли уже не получишь, слишком поздно. Так что придется тебе теперь искать утешения в яме, которую выкопал себе сам, Умбези, и такой участи я бы не пожелал разделить с тобой даже за весь скот в Зулуленде.

– Поистине ты не из тех, в ком я могу искать утешения в час опасности, – простонал несчастный Умбези, затем лицо его вдруг просветлело. – Но может, Садуко убьет король Панда, ведь он напал на Бангу во время перемирия. О Макумазан, а не мог бы ты уговорить Панду убить его? Если да, у меня сейчас больше скота, чем мне на самом деле хочется…

– Это невозможно, – ответил я. – Король Панда – его друг, и скажу тебе по секрету: Садуко уничтожил амакоба по его особому волеизъявлению. Когда Панда услышит об этом, он возьмет Садуко под свое крыло и сделает его великим, одним из своих советников, возможно дав ему право распоряжаться жизнью и смертью таких маленьких людишек, как ты и Масапо.

– Тогда все кончено, – упавшим голосом проговорил Умбези. – Что ж, постараюсь умереть как мужчина. Но дубасить меня палками, как шкуру! О, – добавил он, скрипнув зубами, – попадись мне Мамина, я бы выдрал из ее красивой головы все волосы до единого, я бы связал ей руки и запер бы вместе со Старой Коровой, которая любит ее так же, как суслик любит мышь. Нет, я убью ее! Слышишь, Макумазан, если ты не поможешь мне, я убью Мамину, а тебе это не понравится, потому что, уверен, она тебе по сердцу, хотя ты и не настолько мужчина, чтобы сбежать с ней, как она того хотела.

– Тронешь Мамину, – сказал я, – будь уверен, мой друг, палки Садуко и твоя шкура точно встретятся, потому что я сам сдам тебя Панде, расскажу ему, что ты чудовищный злодей. Слушай меня, старый болван. Садуко любит твою дочь, любит до безумия, которое, кстати, ты приписываешь и мне, и, если она станет его, он, пожалуй, даже закроет глаза на то, что она уже побывала замужем. Ты должен попытаться выкупить ее у Масапо. Заметь, я сказал выкупить, а ни в коем случае не пытаться отбить ее, проливая кровь. Уговори Масапо прогнать ее. И когда Садуко узнает, что ты пытался ему помочь, то наверняка забудет о своих палках… на время.

– Я попытаюсь, Макумазан, обязательно! Буду стараться изо всех сил. Правда, Масапо упертый, однако, если поймет, что его жизнь в опасности, может уступить. К тому же, когда Мамина узнает, что Садуко стал богатым и сильным, она, возможно, поможет мне. О, спасибо тебе, Макумазан! Ты настоящая подпора моей хижины, а сама хижина и все, что в ней, – твое. Что ж, раз тебе надо идти, прощай, Макумазан… О почему, почему ты не сбежал с Маминой и не избавил меня от этих бед?

Так расстались мы на некоторое время – я и старый лгун Умбези, Гроза слонов, – никогда больше я не видел его таким пристыженным и напуганным, за исключением одного случая, о котором речь впереди.

Вернувшись после трагикомичной беседы с Умбези, этим жалким и своекорыстным болтуном, к моим фургонам, я узнал, что Садуко уже выступил со своими воинами по направлению к Нодвенгу, краалю короля. Мне передали сообщение от Садуко: он надеется, что я последую за ним, чтобы доложить королю Панде о нашем бое и уничтожении амакоба. По недолгом размышлении я решил так и поступить, но, признаться, больше из чистого любопытства – чем закончится вся эта история.

Иногда мне удавалось читать ход мыслей Садуко, и я понял, что в тот момент он не желал обсуждать причину своего страшного разочарования. На протяжении всей жизни Садуко его вела любовь или, вернее, безрассудная страсть к Мамине, она была его путеводной звездой – звездой несчастливой, какая могла бы взойти на горизонте любого человека, звездой роковой, которая своим светом манила его к гибели. Благодарю Божий промысел, что мне посчастливилось избежать ее пагубных лучей, хотя допускаю, что меня они влекли ничуть не меньше.

Вот и сейчас, побуждаемый собственным любопытством, из-за ко торого нередко попадал в различные передряги, я совершил дальний переход в Нодвенгу. Душу мою терзали сомнения, мне никак не удавалось выкинуть из головы воспоминания о смертельном испуге Грозы слонов, когда он столкнулся с бешеной яростью обманутого Садуко и его обещанием мести. Наконец без всяких приключений я прибыл в резиденцию короля и стал лагерем в месте, указанном мне каким-то индуной, имя которого я позабыл, знавшего, по-видимому, о моем появлении, поскольку он встретил меня еще на подъезде к городу. Здесь я просидел довольно долго, дня два или три, развлекая себя стрельбой, то меткой, то не очень, по горлинкам и дожидаясь, когда что-нибудь произойдет или же мне надоест и я отправлюсь в Наталь.

Наконец, когда я уже было собрался в обратный путь, явился мой старый друг Мапута – тот самый человек, который доставил мне послание от Панды перед нашим походом на Бангу.

– Приветствую, Макумазан, – поздоровался он. – Вижу, амакоба не убили тебя.