Дублин - Эдвард Резерфорд

— Он делает все, что может, чтобы помогать Теренсу, и они всегда оставались друзьями. И должна сказать, оба они хорошие люди.

— Ах, так ведь и должно быть! — воскликнул Генри Лоу. — Мне бы хотелось того же. Кажется, у этих Уолшей имение в Фингале?

— Да, это старая семья сквайров. Джентльмены, но люди простые. Никакого глупого жеманства, — решительно заявила Барбара. — Много работают и держатся за свою семью.

— Я бы с удовольствием как-нибудь познакомился с мистером Уолшем, — задумчиво произнес Генри Лоу.

— Он был бы готов в ту же минуту отправиться к тебе с визитом, — доложила впоследствии Барбара Фортунату. — Но я знаю, ты не этого хотел. Так что я промолчала, и мы расстались.

— Он действительно сильно переживает из-за семейного разлада?

— Да, именно. Он сделал состояние на торговле полотном, но всегда был готов поделиться им с родными. От викария я узнала, что Лоу дважды спасал своего брата в Филадельфии от гибели, и большой ценой. Ваши отношения с Теренсом для него имеют огромное значение.

— Должно быть, он сожалеет, что у него нет сына.

— У них был мальчик, после девочек, но он умер. Это викарий мне рассказал. А Лоу никогда об этом не упоминает. И после смерти сына он как будто изменился. Он любит дочерей, я уверена, но не возлагает на них особых надежд. — Кузина Барбара усмехнулась. — Зато мать очень на них рассчитывает. Так скажи мне, — с искренним любопытством спросила она, — как ты рассчитываешь заманить эту мамашу в свои сети?

Исаак Тайди оглядел все вокруг. Это было за три недели до великого исполнения «Мессии». Тайди и вообразить не мог, что понадобится герцогу ради такого события, но этим вечером лорд-наместник давал бал в Дублинском замке в честь Дня святого Патрика, и Тайди трудился не покладая рук вплоть до этого утра.

Он знал, что кое-кто думал, будто он свихнулся, когда решил уйти от настоятеля Свифта. Но ведь это решение далось Тайди нелегко. Однако здоровье настоятеля постепенно ухудшалось, а вместе с ним и характер. Он даже поссорился с Шериданом и прогнал его прочь. По мере того как жизнь Свифта становилась все более ограниченной и мрачной, Тайди начинал понимать, что мало чем может быть полезен настоятелю.

— Если, конечно, я не хочу кончить тем, что стану его сиделкой, а я этого не хочу, — объяснил он своим родным.

И в то же самое время он услышал о месте, открывшемся в доме нового лорда-наместника, и его туда сразу взяли! К изумлению Тайди, с ним разговаривал сам герцог.

— Мне бы не хотелось, чтобы обо мне говорили, будто я сманил тебя у настоятеля собора Святого Патрика, — откровенно сказал герцог.

— Клянусь, ваше сиятельство, я уже от него ушел! — твердо заявил Тайди.

И действительно, решив, что ему может повезти, он уволился от Свифта как раз этим утром.

Кое-кто мог подумать, что новая служба Тайди стала шагом вниз. Он ведь определенно не был дворецким. Дворецкий у герцога был. Но Тайди стоял сразу за дворецким, над легионом позолоченных лакеев, с важным видом расхаживавших по огромному дому герцога. Но он не был уже старым доверенным слугой, он был новичком. И никто, конечно, не трудился называть его мистером Тайди. Но он был готов терпеть эти мелкие проявления неуважения, потому что, перейдя к герцогу, он перешел из маленького частного дома во дворец могущественного властелина.

Тайди с гордостью объяснил своей семье:

— Выше, чем этот герцог, во всей Ирландии никого не найти.

И если бы ему когда-нибудь удалось подняться до должности дворецкого, он бы встал выше всех несвободных граждан Дублина. Поэтому Тайди вел себя осторожно, перестав бросать презрительные взгляды на тех, кто не был джинтри, и с навязчивой вежливостью старался быть полезен и тем, кто стоял выше его, и тем, кто стоял ниже. И для своей ограниченной натуры он действительно был очень умен.

Исаак Тайди был счастлив. Через какое-то время должны были начаться танцы. Большой зал Дублинского замка выглядел потрясающе. Великая перестройка ирландской столицы все еще продолжалась, и теперь процесс дошел и до потрепанного древнего замка. Работы начались с величественной церемониальной лестницы и с ряда парадных залов, которые теперь могли соперничать с лучшими залами Европы. Огромный главный зал, еще не подвергшийся переделке, иногда использовался так, как в этот день, но декораторы даже его сумели превратить в просторный классический храм всех богов. И общество собралось блестящее. Лорды, леди, джентльмены — да, действительно присутствовал весь высший свет. Многие лица были знакомы Исааку Тайди. Если кто-нибудь хоть раз посещал одну из резиденций герцога, Тайди старался запомнить этого человека. И пока взгляд Тайди блуждал по залу, он даже заметил в дальнем его конце веселое лицо Фортуната Уолша.

Что до самого Тайди, то ведь и он был здесь, и его все могли видеть. Он стоял всего в каком-нибудь футе от герцога Девонширского, ожидая личных распоряжений. Тайди даже позволил себе чуть заметно улыбнуться, посмотрев на свои безупречно начищенные ботинки. И в этот момент блаженства он не заметил, как Уолш кивнул кому-то из компании герцога.

Через несколько мгновений герцог жестом подозвал Тайди. Тот мгновенно скользнул к нему. И был чрезвычайно удивлен, когда ему велели позвать Фортуната Уолша.

Любой бы сразу заметил Тайди, шедшего через зал: отчасти потому, что каждый краем глаза наблюдал за компанией герцога, отчасти потому, что, когда стройный, напудренный слуга отправился куда-то прямо через центр зала, леди и джентльмены расступались перед ним. Как уж тут было не заметить… И каждый на этом балу, конечно, гадал, к кому именно идет слуга.

И не в самую последнюю очередь интересовалась этим Элиза, жена Генри Лоу, торговца полотном.

Элиза сильно удивилась, когда некая леди, с которой она была не особенно хорошо знакома, поинтересовалась, не хочет ли Элиза пойти с ней на бал к лорду-наместнику. Муж леди был в отъезде.

— А я не хочу идти туда одна, — пояснила леди.

Секретарь лорда-наместника ничего не имеет против такой замены, заверила она Элизу.

— Но вдруг кто-нибудь пригласит меня танцевать? — с испугом спросила Элиза.

— Вы пойдете танцевать, конечно, — засмеялась леди.

Хотя приглашение поступило совершенно неожиданно, отказаться вряд ли было возможно. Одним из величайших сожалений Элизы было как раз то, что ее чудесный муж с годами проявлял все меньше и меньше интереса к приемам и танцам. Элиза этого совершенно не понимала.

— Как ты можешь скучать, если там танцуют? — однажды спросила она его с искренним недоумением.

Он отправлялся в театр, или на концерт, или на какой-нибудь прием, чтобы доставить удовольствие жене, а она его предупреждала, что вскоре ему придется делать это чаще, ради дочерей. Но пока добиться этого ей не удавалось. Но он, по крайней мере, не возражал против того, чтобы этим вечером она отправилась на бал.