Пылающий бог - Ребекка Куанг
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
В этом и заключалась проблема. Конечно, ямы обладали большим потенциалом в бою, но Дулину придется находиться в самой гуще.
– Можешь сделать с землей еще что-нибудь? – спросила Рин. – Если у тебя получаются ямы, может, ты сумеешь и поднять землю? Или отодвинуть в сторону? Перемешать прямо на месте?
Она пока не знала, как этим можно воспользоваться. Рин мысленно нарисовала смутную картинку с огромными столбами земли, перемещающимися по воздуху, как змеи. А может, устроить землетрясение, чтобы рассеять и сбить с толку врагов, не понеся при этом потерь?
– Попробую.
Он опустил голову и сосредоточенно нахмурился. Земля под ногами задрожала, но едва заметно, так что поначалу Рин приняла это за игру воображения. Но потом дрожь усилилась. Однако, как только Рин пришло в голову, что, пожалуй, достаточно, ее подбросило в воздух.
Она плюхнулась навзничь, треснувшись головой о землю. Уставилась в небо, разинув рот, как рыба, и пытаясь дышать. Она не чувствовала своих пальцев ни на руке, ни на ногах.
Голова разламывалась. Сверху появились лица Дулина и Ляньхуа. Пипацзы что-то кричала, но голос звучал приглушенно и неразборчиво. Руки Ляньхуа пробрались Рин под рубашку и остановились на ребрах, а потом чудесное, обжигающее тепло разлилось по телу и голове, пока, наконец, вопли Дулина не превратились в четкие и разборчивые слова.
– Ты цела?
– Да, – выдохнула она. – Цела.
Когда Ляньхуа убрала руки, Рин повернулась на бок, поджав ноги, и засмеялась. Она просто не могла сдержаться, смех выливался из нее водопадом, упорным и бодрящим.
Ляньхуа выглядела встревоженной.
– Что с тобой?..
– Мы победим, – прохрипела Рин. Она не понимала, почему никто больше не смеется. Почему они не смеются? Почему не сходят с ума от радости? – О боги! Охренеть! Да! Мы победим.
Они оттачивали свои умения еще два дня – проверяли время реакции, границы и дозы наркотиков. Разобрались, сколько времени требуется, чтобы маковые зерна начали действовать – двадцать минут для Пипацзы и Ляньхуа и десять для Дулина. Узнали, как долго могут действовать в полную силу (не больше часа каждый) и когда выйдут из полусонного состояния.
Их умения оставались несовершенными – за две недели невозможно добиться эффективности настоящих цыке. Но главное – они привыкли обращаться к богам и могли повторить результаты на поле боя. Этого достаточно.
Рин велела возвращаться в лагерь без нее. Ей хотелось сначала забраться чуть дальше. Они не спросили, куда она направляется, а она не стала рассказывать.
Оставшись в одиночестве, она шла вперед, пока не нашла укромный уголок у подножия холма, с видом на далекую гору Тяньшань.
Рин собрала самые крупные камни поблизости и сложила их в пирамидку напротив заходящего солнца. Шаткий мемориал, но он выстоит. Вряд ли кто-нибудь здесь ходит. Со временем ветер, снег и ливни не оставят от этих камней и следа, но пока что сгодится.
Большего Цзян не заслуживал. Но это все-таки заслужил.
Рин видела выражение его лица, когда выбегала из храма. Он прекрасно понимал, что делает. В тот момент он был собран и уверен, примирился с прошлым и держал ситуацию под контролем. И он решил пожертвовать собой, но спасти Рин.
– Спасибо, – прозвенел ее голос в холодном и плотном воздухе.
В груди что-то сжалось.
Когда-то Рин любила его, как отца.
Он научил ее всему, что знал. Привел ее к Пантеону. А потом бросил, снова вернулся, предал и спас.
Он многих обрек на смерть, обрек на смерть ее народ, но спас ее.
И что же ей делать с таким наследием? В глазах встали горючие слезы. Рин раздраженно смахнула их.
Она пришла сюда не рыдать. Цзян не заслужил ее слез. Она не оплакивает его, а отдает дань уважения.
– Прощай, – прошептала она.
Рин больше нечего было сказать.
Нет, неправда. На душе тяжким грузом лежало что-то еще, что нельзя было оставить невысказанным. Рин не осмеливалась произнести эти слова ему в лицо, пока Цзян был жив, хотя ей много раз хотелось. Но теперь не могла больше молчать. Она пнула ногой камень и сглотнула, но комок в горле все равно никуда не делся. Рин откашлялась, и по ее щекам полились слезы.
– Ты всегда был трусом!
* * *
– Мы выступаем, – сказала она Катаю, когда вернулась. Рин ворвалась в хижину и быстро закинула вещи в дорожную сумку – две рубашки, штаны, ножи и запас маковых зерен. Она шесть часов шла без передышки, но до сих пор кипела энергией. – Попрошу Чолана подготовить своих людей к утру. Дирижабль готов к взлету?
– Конечно, но… Погоди, Рин, давай помедленнее, – забеспокоился Катай. – Уже? Так скоро?
– Нужно выступать сейчас, – ответила Рин.
Она не могла больше оставаться в поселении Чолана, затерянном посреди плато Скаригон. В голове кипели мыли о предстоящей кампании. Никогда прежде Рин не имела на руках таких козырей. У Республики был только один шаман – Нэчжа, против четырех у Рин, и противник мог обороняться лишь опиумными бомбами, которые выводят из строя войска с обеих сторон, без разбора.
Конечно, можно было бы еще неделю тренировать рекрутов. Естественно, со временем они отточили бы свои способности, научились изгонять богов из разума, когда те начинают говорить слишком громко. Но Рин также понимала, что каждый день промедления дает возможность Нэчже подготовиться.
Сейчас Нэчжа зализывал раны. Ей нужно захватить как можно большую территорию, прежде чем он сумеет ударить в ответ. Так или иначе, армиям придется встретиться, и Рин хотелось ударить первой.
– В кои-то веки время работает на нас, – сказала она. – Второго такого шанса не будет.
– Ты уверена, что они готовы?
Рин пожала плечами.
– Они готовы примерно в той же степени, что и я когда-то.
Катай вздохнул:
– Конечно, ты понимаешь, что это мне совершенно не нравится.
Первым городом на республиканской территории, на который нацелилась Рин, был Цзиньчжоу – Золотой город, жемчужина на востоке Никана. Через несколько недель похода его контуры появились над верхушками деревьев – высокие стены, изящные пагоды. На сторожевых башнях развевались голубые флаги с драконами, словно бросая вызов.
У Цзиньчжоу было и другое, менее привлекательное прозвище – Шлюха. Город стоял на границе трех провинций и с легкостью платил налоги всем трем благодаря процветающим тутовым фермам, где разводили шелкопрядов, и крупнейшим угольным шахтам в империи. В результате гарнизон Цзиньчжоу во время Опиумных войн был втрое больше, чем в любом другом городе. Ни разу в недавней истории его не грабили мародеры, он лишь мирно переходил от одного правителя к другому, торгуя лояльностью и обогащаясь.