Ричард Длинные Руки - конунг - Гай Юлий Орловский
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Четверо рабочих мерно крутят рукояти гигантского колеса, а Торкилстон и Ордоньес почтительно ухватили меня за локти, помогая вылезти из корзины.
– Ваша светлость, – спросил Ордоньес живо, – как вам подъем?
Я зевнул.
– Так долго… чуть не заснул.
Ордоньес повернулся к Торкилстону.
– Я же говорил, с сэром Ричардом не соскучимся.
– Это я говорил, – возразил Торкилстон сварливо.
Я дал рабочим золотую монету.
– В какую сторону пошли высокий красивый рыцарь с высокой женщиной-воином, принцесса Алонсия и старик?
На меня уставились тупенько, самый смышленый переспросил в недоумении:
– Как, в какую? Тут только одна дорога. Дальше, говорят, будут еще, но мы их не видели.
– Прекрасно, – сказал я бодро. – У вас есть шанс догнать! Сэр Торкилстон, не спите! Мешок за спину, предстоит марш-бросок.
Королевство находится выше Сен-Мари чуть ли не на милю, да еще эта ступенька. Я всерьез ожидал проблемы с дыханием, как будто на Эвересте, однако вроде бы все нормально, даже Торкилстон, хоть и чистый теперь горожанин, не захекался, хотя побагровел от долгого бега и взмок так, словно попал под дождь.
Я перешел на шаг, сказал хрипло:
– Даже если сейчас догоним… в таком виде нас и воробьи заклюют… Помедленнее, кони, помедленнее…
Торкилстон с великим облегчением перешел на шаг. Дорога здесь достаточно протоптанная, словно по лестнице народ снует вверх-вниз, как муравьи, деревья вытянулись вдоль нее, как стражи, высокие и с устремленными к небу ветвями. Некоторые так стремились коснуться туч, что ветки у них только на самой вершинке, раскидисты разве что оливы, кудрявые, пышные, покрытые серой пылью.
Из крупнозернистого песка проступают изъеденные временем мраморные ступени, когда-то здесь явно были прекрасные величественные здания, вон обломки сиенитовых колонн, остатки роскошного павильона, неведомые зодчие воздвигли нечто полукруглое и прекрасное с глубокими нишами для статуй богов и героев, но теперь ни статуй, ни павильонов, только изгрызенный фундамент с остатками стен…
Торкилстон, что старался всюду идти впереди, как бы взяв на себя роль телохранителя, остановился с испуганным воплем:
– Осторожно!
Но сам он не двигался, только меч выдернул и держит наготове. Мы подбежали с Ордоньесом, дальше каменные руины забрызганы кровью, я увидел тело крылатой твари, такими изображают демонов, однако это существо из плоти и крови.
Голова рассечена надвое, из груди торчит длинная стрела с пером черного лебедя в расщепе.
Ордоньес прошел вперед и закричал довольно:
– Сэр Ричард! Здесь еще две!
Одна тварь, размером с цербера и зачатками крыльев, распростерлась на ступеньках, вторая, еще крупнее и уродливее, растянулась во всю длину на выщербленных плитах пола.
Ордоньес с трудом перевернул ее на спину. В груди обломки двух стрел, три жуткие раны на груди, череп треснул от удара молота или тяжелой дубины.
– Кто-то дрался храбро, – сказал он с уважением. – Все раны спереди.
– Это значит, – возразил я, – и эти твари дрались храбро!
– Но их победили, – заметил он. – Здесь прошел не простой воин.
Торкилстон сидел на корточках и кончиками пальцев осторожно прикасался к земле.
– Их пришло пятеро, – обронил он негромко. – Мужчина, две женщины, старик и… что-то странное… Я бы сказал, что к ним присоединился… гм… гном.
Ордоньес нахмурился.
– А он откуда взялся?
– Думаю, – предположил Торкилстон, – откуда и мы. Да, точно гном… Ага, вот еще следы. Как будто мужские, но это женщина…
Я вздохнул.
– Всегда избегал таких компаний, не люблю затертых решений, но здесь классика: воин, принцесса, маг и гном.
– А еще Боудеррия, – добавил Ордоньес.
– Да, – согласился я. – А еще Боудеррия. Она, значит, спутник главного героя. Сильная, тупая, преданная, погибнет в последней схватке, защищая принцессу или этого Вильярда.
Ордоньес сказал хмуро:
– Вообще-то должны погибнуть все, кроме главного и принцессы. Так всегда делается…
Торкилстон смотрел то на меня, то на Ордоньеса, наконец завопил возмущенно:
– Что вы мелете? Все должны погибнуть, кроме нас! А то что получается? Если они выживут, то погибнем мы?
Я кивнул.
– Так записано в Книге Судеб. Но мы христиане, если еще помните.
Торкилстон вздохнул.
– С вами забудешь!
– Даже я запомнил, – сказал Ордоньес и передернул плечами, словно ему за шиворот упала ледяная сосулька.
– Мы за языческое наследие, – закончил я, – как обезьяны с дерева. Или, как сказано в Библии, как кроткие голуби в полете. Пошли, у нас мало времени.
Дальше небольшой пустырь, угадывается некий двор вельможи, остатки каменного забора, непонятные руины, то ли остатки стены, то ли выдавленная из недр земли скала с удивительно гладкой поверхностью.
Я все ускорял шаг, сердце стучит громко и тревожно. Если догоняем, то нас могут заметить первыми, тогда из засады легко перебить нас, как куропаток, если же они оторвались от нас, то непонятно, как это сделали. Запас в несколько часов – это да, но нас трое здоровых мужчин, а там еще и старик с нежной принцессой. Да еще и гном, которые тоже не элитные бегуны, если я понимаю, что такое гномы.
Торкилстон, морщась, разглядывал следы, вскинул руку.
– Стойте!.. Вот здесь они повернули и пошли… пошли… да… пошли вон в ту сторону…
Я переспросил:
– Точно? Но разве к Сумрачному Гроту идти не прямо?
Торкилстон кивнул.
– Да, прямо.
– Так почему же?
– Не знаю. Может быть, впереди болото? Нет, не похоже. Зыбучие пески?.. Что-то непонятное?
Я поколебался, сказал после паузы:
– Если срежем малость, у нас реальный шанс догнать их сегодня. А иначе придется ночевать, вон солнце идет к закату.
Торкилстон, еще сильнее морщась, проговорил стонуще:
– Нет, лучше прямо.
– Ордоньес?
Ордоньес удивился:
– Ваше светлость, вы должны принимать решения сами, а не спрашивать наши советы! Мало ли что мы хотим.
– А может, – ответил я, – мне нужно знать ваше мнение, чтобы поступить наоборот?.. Ладно, пошли.
Мы постоянно перешагивали через обломки малых колонн, обходили большие, изъеденные временем так, что уже походят на окаменевшие чудовища. Ноги то скользили по уцелевшим мраморным плитам, отполированным до блеска, то спотыкались о торчащие остатки некогда прекрасных статуй, это угадывается по уцелевшим обломкам, а я, как Кювье, способен по сохранившемуся пальцу понять красоту и величие скульптуры.