Драконий катарсис. Изъятый - Василий Тарасенко

Эльфийка склонилась к лицу спящего и невесомо коснулась губами его щеки. После чего встала с постели и вышла вон из покоев. Предстояла многочасовая возня с магическими инструментами. То, что магиня собиралась призвать, не любило никаких оков. Придется соблюдать чрезвычайную осторожность. Но и результат гарантирован. Звук шагов отразился от каменных стен коридора. Красноволосая магиня одной из пяти башен Санаана вскоре добралась до круглой комнаты, где на полу была выложена мозаичная структура жестко привязанного портала. Эльфа на миг остановилась, подхватывая в астрале узлы управления перемещателем, настроила в нужном направлении, оглянулась в ту сторону, откуда пришла, шагнула на рисунок и пропала в вихре белых искр. В то же мгновение где-то под башней, в темной лаборатории, загорелся такой же узор. По стенам помещения зажглись яркие светильники. Пройдя по полированным гранитным плитам, магиня подошла к огромному каменному столу, открыла хрустальный сундук возле одной из его ножек и принялась раскладывать на холодной столешнице гротескной формы инструменты, выточенные из цельных кусков горного хрусталя. В клетке, возвышавшейся посреди стола, шевельнулось странное существо. Несколько щупалец скользнули сквозь прутья решетки, но до магини достать не смогли. Эльфийка не обращала внимания на жалкую суету твари, которую ей предстояло распотрошить для завершения ритуала призыва. Она отточенными движениями готовилась. Ненаследный принц Террор не должен пережить утра нового дня.

Положив на каменный-стол последний скальпель, магиня мрачно вздохнула и пробормотала:

— Да и не хочу я тебя убивать, малыш. Раз уж выбор встал, что умрет один из вас двоих, пусть сгинет моркот. Ты мне дорог, Келеваль… А потом я обязательно спасу тебя. Но сначала умрет принц. Ради нас с тобой. И ради нее.

Красные глаза эльфийки блеснули твердой уверенностью. Тварь в клетке словно ощутила зябкий ветер и испуганно зашипела, стараясь забиться в самый дальний от магини угол.

Я проснулся еще до рассвета. Сумасшедшая ночь стала продолжением вечернего безумия. Мы с Лайсси не могли оторваться друг от друга. И ощущение долгожданной целостности наполняло меня какой-то эйфорией. Змейка дрыхла под боком, а я вспомнил сон. То, что случилось у синих огров, потрясло настолько, что сердце болезненно сжалось. Эта бойня… Я зажмурился в темноте и на мгновение задержал дыхание. Ничего удивительного, что память отказалась хранить такие воспоминания. Вся бравада о крови и терроре, о свободе и войне, которая то и дело рвалась из меня с самого начала жизни в этом мире, слетела луковой шелухой. Кого я обманываю? Но больше всего напугало то, что в тот момент я не колебался ни секунды. Принял решение, что они должны умереть, и они умерли. Все просто, кроваво и беспощадно.

Я осторожно выбрался из-под мохнатого одеяла, влез в шорты и потихоньку выскользнул из покоев, куда нас с нагайной занесло прошлым вечером. По пути в обеденный зал встретил наместницу с толпой советников, и завертелась бумажная суета. Всегда подозревал, что государственные дела — это тонны бумаги и литры чернил. Как оказалось, дела в королевстве шли далеко не лучшим образом. Хромало все — от охраны порядка до поставок продуктов с окраин Ламары. Разбойники на дорогах, постоянные междоусобицы мелкой знати, подковерная возня столичной аристократии, бесчинства студентов магической академии… Споры торговцев, тяжбы менял, мелкие и крупные уголовники. За всеми этими делами пролетели два часа. Вот-вот должны были подать завтрак, когда в кабинет, который я забрал себе для работы, со стуком вплыла герцогиня Тристания де ла Шанталь собственной хмурой взъерошенной персоной. Настроение эльфийки мне не понравилось — похоже, ушастая приволокла плохие новости. Устало выдохнув приветствие, Трис опустилась в кресло под окном, за которым только-только начало светать, кинула мне на стол кипу рукописных бумаг и сказала:

— Плохо дело, Сахарок.

— Опять, — поморщился я. — Не называй меня так! Что еще стряслось?

— Гехай… — Герцогиня поджала губы, посопела и продолжила: — Десятки гехаев взбесились по всему континенту. Поступают сообщения о драках, поножовщине, даже о смертях некоторых хозяев. С этими изъятыми никакой управы. Ничто их не берет! Хорошо, хоть усыпляющие чары работают.

— Этого следовало ждать. — Я потянулся в своем кресле и закинул ноги на стол. — Ты не видела, что случилось в столице у нагов.

— Мне уже рассказали. — Герцогиня картинно потянулась, позволяя кружевной рубахе под колетом цвета морской волны живописно обнять некоторые особенности прелестной фигурки. — Но и это не все. Те, кого усыпляют, еще в норме. Их просто спешно отправляют в Лесное Море. А вот что делать с теми, кто впал в сон разума?

Я помрачнел. Кое-кто уже успел просветить этим утром — что такое этот самый сон. Что-то вроде комы. Тело тут, а сознание где-то в Аэнто Сахане. Меня уже начал доставать пресловутый мир мертвых. Он, словно прожорливая акула, продолжал собирать щедрый урожай. Мои друзья, спутники, враги, а также те, кого я не знаю, но ради кого все затеял, — сколько их уже туда ушло? Надо срочно искать того, кто научит попадать в этот треклятый Сахан!

— Сколько уже гехаев пробудилось? — спросил я.

— Как бы не все, — пожала плечами Тристания. — Когда вы с Лайсси занимались… тем самым, — на ее губах мелькнула улыбка, — заклятие перехода благополучно испарилось. И кстати, не только оно. Мне тут из Безумных Садов донесли, что умалишенные, которых держали под успокаивающими чарами, тоже проснулись. Даже пару охранников успели потрепать.

Значит, все-таки пророчество начало сбываться. Я поморщился, вспомнив все громкие слова про магиню, не знающую своей силы, про меня, про всякую дребедень. Поток энергии, виденный, когда мы с Лайсси сливались друг с другом, стал окончательно понятен. То, что захлестнуло мир, — последствия пробуждения магических сил нагайны. Этот взрыв просто выжег все заклятия на континенте, которые так или иначе лишают свободы. Я не просто накачал змейку бездной энергии, я сорвал с нее все блоки и препоны к развитию способностей. В Лайсси проснулось нечто сильное, беспощадное и всепоглощающее. Изменить что-либо уже невозможно. Остается только пожинать плоды единения. Ведь именно этого я и хотел — чтобы подневольные изъятые вернулись в реальность, осознали себя и сами выбрали свою судьбу. Это и произошло в момент нашего с нагайной слияния — гехаи получили свободу, а с ними, похоже, и сумасшедшие, привороженные и еще там по мелочи. Я хохотнул, представляя себе картину, когда тихий безумец вдруг превращается в самого себя. В того, кого когда-то поймали и поместили в общагу с мягкими стенами… Брр, врагу не пожелаю.

В кабинете повеяло холодом и морским воздухом, словно прибой оказался прямо за раскрытым окном. Я заметил, что Трис напряглась, и краем глаза успел уловить гибкое движение в самом темном углу. Желтые светильники моргнули, и в помещении разлился плотный сумрак. Герцогиня где-то во мраке крикнула:

— Осторожно, Сахарок! Это шаркус!

Что-то гибкое обвило мою правую лодыжку и дернуло, роняя на пол, застеленный толстым ковром. Едкая боль обожгла кожу. Я зашипел, извернулся и полоснул когтями по живой плети. Щупальце отпустило ногу, а в сумраке наступающего утра в одном из углов кабинета вздыбилось кошмарное существо из дурного сна. Выглядело оно так, словно у большого воздушного шарика снизу выросли два десятка тонких щупалец, а сверху те же два десятка зубастых голов на длинных тонких шеях. На каждой голове было по одному тускло-серому глазу. И все эти буркала злобно таращились на бедного меня. Силуэт Трис метнулся вдоль стены, на миг закрыв окно, блеснула шпага — и две головы отлетели куда-то во мрак комнаты. Шейные обрубки тут же запенились, распространяя смрад гниющих водорослей, а из срезов потянулись новые головы. Щупальца твари бешеным клубком прянули к герцогине, стегая воздух. Тристания сдавленно зашипела, отскакивая прочь. Живые кнуты явно достигли своей цели. Я же, оставаясь на удивление спокойным, быстро приблизился к существу и попытался воткнуть когти в тельце… Щупальца оказались быстрее. Словно десятки раскаленных прутов обрушились на мою незащищенную кожу. Дыхание перехватило, в глазах повисла белесая муть, ноги подломились, отказываясь держать. Несколько голов тут же нависли надо мной, издавая пастями тонкий визг, от которого заломило виски. Зубастые отростки скопом вгрызлись в плоть, отчего я заорал благим матом. Невыносимая боль хлестнула по нервам. Где-то за агонией голос Трис пропел два слова: