Тайна трех государей - Дмитрий Миропольский
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
– Именно так, – благосклонно кивнул Книжник. – Я имел в виду, что нет смысла держать инструкцию в одной книге. Но во множестве книг должны быть рассыпаны следы Ковчега Завета. Следы программы. Придётся собирать их по крупицам, чтобы понять, что происходило до вас и что должно произойти дальше. Словом, ваше сокровище надо искать в библиотеках.
– Вы сказали, много книг. Как делать селекцию? – спросила Ева.
– Я тут набросал предварительный список, – учёный развернул кресло к письменному столу и взял вчерашние исчирканные четвертушки бумаги. – Но хотел бы, чтобы вы сперва сами поломали головы и заодно меня проверили. На самом деле, книг не так много, как может показаться… Вы ничего не хотите сказать, коллега?
Книжник взглянул на Мунина, и тот мигом покраснел.
– В первую очередь это должны быть какие-то заметные книги, – сказал историк, осторожно подбирая слова. – Знаковые. Известные, которые на виду и на слуху. Чтобы мимо не пройти. Первые книги появились в Средневековье…
– Смелее, смелее! – подстегнул его старик. – Вот и вспоминайте. Ветхий Завет пока оставим в стороне, с ним придётся разбираться отдельно. Что я из вас клещами тяну?! Какая в средневековой Руси самая известная и важная книга?
– «Повесть временных лет», конечно. Только с ней же проблема из-за Брюса…
– Детали потом! – отмахнулся Книжник. – А в средневековой Европе? Тогда целый новый жанр появился. Я понимаю, вы не филолог, но такие вещи надо знать. Рыцарский роман говорит вам о чём-нибудь?
Пристыженный Мунин покраснел ещё больше:
– Говорит. Конец двенадцатого века – «Легенды о короле Артуре» Кретьена де Труа, начало тринадцатого – «Парсифаль» Вольфрама фон Эшенбаха.
– Тьфу ты! – Одинцов хлопнул себя по колену. – Это же из библиотечки Вараксы книги!
– Какой библиотечки? – нахмурилась Ева. – Вы раньше не сказали.
– Ну прости, как-то к слову не пришлось. Варакса у себя в Старой Ладоге собрал библиотечку про Ковчег. Прямо стопками на столе разложил. «Король Артур» и Вольфрам там точно были.
– Где сейчас эти книги? – спросил старик.
– У парней из Моссада остались. Жалко, сейчас могли бы с вашим списочком сравнить.
Мунин поднялся и протянул руку за листками Книжника:
– Давайте сравнивать. Я же переписывал названия. Сто девятнадцать штук.
– И ты что, все запомнил?! – поразился Одинцов. – А чего молчал тогда?
– К слову не пришлось, вы же сами говорили, – Мунин в смущении стал протирать очки. – Только Варакса подбирал в первую очередь более поздние книги. Они нам вряд ли пригодятся… Мне что, заново список написать?
– Для начала просто взгляните, – Книжник отдал ему свои заметки.
Список учёного был намного короче; в нём отсутствовали издания Арцишева, Хэнкока и других современных авторов, но все книги, которые перечислил старик, оказались в библиотечке Вараксы.
– У вас был очень смышлёный приятель, – сказал Одинцову впечатлённый Книжник. – Даже за несколько лет неспециалисту с нуля догадаться, что к чему, и проделать такую работу… Очень, очень!
Одинцов согласился и спросил Мунина:
– А таблицы ты, случаем, не запомнил?
Историк только вздохнул. Знать бы тогда…
Дверь в кабинет открылась, и на пороге снова встала женщина гренадёрского вида.
– Я же просил не беспокоить! – раздражённо напомнил Книжник.
– Ужин, – процедила женщина, – и капельница.
Учёному пришлось подчиниться.
– Стариковский режим, простите великодушно, – посетовал он. – Кое в чём я сам себе уже не хозяин. И угощать вас нечем: сами понимаете, какой тут у меня ресторан.
Салтаханов куковал дома второй день.
Помятые рёбра ему вчера утянули специальным корсетом – по пути из Академии пришлось заехать в ведомственную клинику. Там же были получены врачебные инструкции насчёт того, как поскорее привести в порядок разбитое опухшее лицо. Салтаханов старательно делал примочки, втирал мази, глотал пилюли и соблюдал предписанный режим…
…однако Псурцева он всё же ослушался и полностью отключаться на три дня даже не думал. Наоборот, появилось время для того, чтобы подчистить кое-какие хвосты. Остроносый академик из видеостудии обеспечил Салтаханову дистанционный доступ к серверу, на котором хранились видеозаписи, изъятые при обысках дома и на даче у Вараксы. В студии с помощью специальных программ оператор с коллегами распознали всех попавших в кадр и подбирали теперь досье на окружение Вараксы – у них шёл монотонный механический процесс.
Салтаханов решал более творческую, интуитивную задачу – просматривал записи в поисках подсказки: где и как Варакса мог спрятать Ковчег Завета. Не то чтобы он надеялся увидеть на мониторе Вараксу с лопатой возле тайника, но хотя бы какой-то намёк!
В большинстве записей были гулянки. На охоте, на рыбалке, дома, в Старой Ладоге… И компания с годами изменялась не сильно. Одинцов, мужики со станций автосервиса – главным образом, бывшие сослуживцы. Шутили, травили анекдоты, хвастались охотничьими трофеями, пели под гитару…
…и одну из их песен Салтаханов помнил с детства. Единственную песню на русском, которую пел его дед на встречах с однополчанами, братьями по оружию в Великую Отечественную. У стариков был обширный репертуар – считай, все военные шлягеры: «Смуглянка», «Синий платочек», «В землянке», «Артиллеристы», «По берлинской мостовой»… Но эти песни дед Салтаханова слушал молча. А «Баксанскую» подпевал всегда.
– Почему так? – спросил его в детстве Салтаханов, и дед рассказал.
К осени сорок второго года горные стрелки дивизии «Эдельвейс», водрузившие флаг со свастикой на Эльбрусе, взяли под контроль большинство перевалов и подобрались к Баксанскому ущелью.
Дивизия «Эдельвейс» была гордостью вермахта. В отборных частях дивизии служили только взрослые мужчины – здоровяки, выросшие в горах Южной Германии и Австрии. Они привыкли к постоянному холоду, глубокому снегу и буранам. Их не пугала нехватка кислорода на больших высотах. Гитлеровский спецназ пользовался самым современным оружием; экипировке подразделений «Эдельвейс» завидовали профессиональные альпинисты.
Очередным подвигом горных стрелков должен был стать захват Баксанского ущелья, через которое дороги вели в Карачаево-Черкесию – к верховьям хлебной Кубани и в Закавказье – к бакинской нефти. Дивизия «Эдельвейс» методично перемалывала остатки красноармейцев, засевших в ущелье. Германское командование уже готовилось рапортовать в Берлин о выполнении задачи…
…но путь альпийским горцам преградили горцы Кавказа. Из них и мастеров скалолазного спорта в Красной Армии на скорую руку сформировали подразделение наподобие «Эдельвейса». Конечно, у защитников Баксанского ущелья не было ни особого оружия, ни особого питания или экипировки – их спасало только знание гор, умение выживать там, где нет жизни, и несокрушимый воинский дух. А ещё – песня, написанная бойцами сводного отряда, в котором оказался дед Салтаханова. Мелодия довоенного танго «Пусть дни проходят» с новыми словами превратилась в их боевой гимн.