Тайна трех государей - Дмитрий Миропольский

Еве было проще понять Мунина, и она поняла. А ещё вспомнила работу в биологических лабораториях и сказала:

– Обезьянам не дают посуду, которая бьётся. У них в голове нет идеи про длительность. Обезьяна пьёт из стакана и разжимает руку. Упс! Вода выпита – стакан больше не нужен. Она не понимает, что значит «завтра». Многие люди так же.

– Он вам всё по полочкам разложил и на блюдечке с голубой каёмочкой вынес, а вы… – добавил историк.

– Буду рад ошибиться, – примирительно заверил коллег Одинцов, который не видел большой разницы между многословием Арцишева и пространными рассуждениями Книжника.

Вейнтрауб ждал троицу в особняке. Ужинали наспех, потом Ева не удержалась от соблазна переодеться в обновку и догнала остальных в малой гостиной. За день там установили вдоль стены длинную доску – делать записи и вывешивать материалы, необходимые в работе, чтобы постоянно были перед глазами. А к макбукам прибавился цветной лазерный принтер.

– Всё для вас, – прокомментировал Вейнтрауб.

Ему вкратце рассказали о встрече с Книжником и о рекомендациях старого учёного. Ева была горда: по сути, предстояло искать в книгах маркеры, которыми помечены интересующие события, – об этом она говорила с самого начала.

– Кто торопит время, того оно выталкивает, – сказал на прощание Книжник. – Но кто не опережает события, тот обязательно дождётся своего часа. Жду вас послезавтра. Глядишь, за сутки с лишним и вы что-нибудь накопаете, и я спокойно изучу работу нашего молодого коллеги.

Вейнтрауб объявил троице, что не хочет мешать, и отправился в свои апартаменты. Благодаря оборудованию, полученному от Иерофанта, он и оттуда мог спокойно слушать всё, что говорят в малой гостиной – хоть в реальном времени, хоть в записи, – правда, только на русском. Зато в отличие от Иерофанта миллиардер мог наблюдать за ходом исследования визуально – по информационной доске…

…за которую первым делом принялся Мунин. Под предлогом проверки оргтехники он нашёл в интернете хорошую картинку с Ковчегом Завета, распечатал её в формате А3 и прикрепил на доску. Историк наслаждался макбуком и бережно ласкал его так же, как раньше – папку Urbi et Orbi.

Одинцов, откинувшись в мягком кресле с руками за головой и поигрывая бицепсами, рассмотрел на доске изображение золотого сундука с высокими статуэтками херувимов, которые раскинули сияющие крылья поперёк крышки, и спросил:

– Скажи, наука, почему вы с Книжником не сошлись насчёт «Повести временных лет»? При чём тут Брюс твой любимый? И что тебя не устраивает, если сам великий учитель считает «Повесть…» главной книгой?

– Всё меня устраивает, – огрызнулся историк. – Но там действительно есть проблема. Если вы будете слушать, а не подкалывать…

Одинцов пообещал вести себя смирно, Ева листала свою копию папки Urbi et Orbi, а Мунин, с профессорским видом делая на доске рукописные заметки, начал рассказ.

В одиннадцатом веке во многих государствах занялись поисками древних корней своих народов. Например, в Англии сначала монах Ниневий, а потом Гальфрид Монмутский составили «Историю бриттов».

– Есть такая книжка, – Одинцов с гордостью глянул на Еву. – Читали.

Мунин тут же сбил с него спесь:

– Я видел Гальфрида у вас в квартире, потому и привёл для примера. Составление генеалогического древа нации в то время стало европейским трендом. Родословную бриттов удалось вывести от героев Троянской войны. А в Киеве нырнули намного глубже и проследили историю русского народа от Всемирного потопа.

По словам Мунина, киевские монахи несколько десятилетий записывали предания с народными песнями и устные рассказы, анализировали книги Ветхого Завета, подбирали документы – и составили «Древнейший свод». Потом к нему присоединили кое-какую информацию из новгородских и греческих источников: так сложился «Начальный свод».

– Шёл уже двенадцатый век, когда дело поручили монаху по имени Нестор, – продолжал Мунин. – Он переработал «Начальный свод», добавил тексты договоров русских князей с Византией и другие документы, многое реструктурировал… Вот откуда взялась «Повесть временных лет». Я специально это говорю, чтобы вы понимали: «Повесть…» – не сочинение одного автора, а результат столетней работы большого коллектива. То есть это памятник литературы, но в то же время – изложенная литературным языком цельная история народа. Документ, оформленный в соответствии с тогдашними европейскими правилами историографии.

– Шоб не хуже, чем у людей, – вставил Одинцов. – Дывытесь, громадяне!

– Вы обещали не ёрничать, – поморщился Мунин. – Но дело в том, что самой «Повести…» последние несколько веков никто не видел. Её текст известен только по спискам – то есть по более поздним копиям. И, как вы думаете, кто обнаружил главный список?

Одинцов вместо ответа поиграл мускулами. Ева тоже молчала, продолжая листать папку.

– Яков Брюс! – объявил довольный Мунин. – В тысяча семьсот одиннадцатом году он доложил Петру Первому о том, что в библиотеке Кёнигсберга нашёл Радзивилловскую летопись. Там и содержалась «Повесть временных лет».

– Кёнигсберг – это столица Пруссии, нынешний Калининград, а Януш Радзивилл – первый владелец летописи, польский воевода из Вильно, это сейчас Вильнюс, столица Литвы, – пояснил историк для Евы и продолжал:

– Список, вроде бы найденный Брюсом, выглядел довольно необычно. Говоря современным языком, это был комикс. Больше шестисот рисунков с подписями о войнах с половцами и печенегами, о походах на Царьград, о сборе дани с покорённых народов, небесных знамениях, казнях, убийствах, неурядицах… Такая развёрнутая панорама жизни и быта Древней Руси в картинках.

– А дальше ещё интереснее, – говорил Мунин, прохаживаясь вдоль доски. – Брюс предложил царю написать подробную «Русскую историю». За сотни лет после Нестора никто ничего подобного не делал. Пётр согласился и с подачи Брюса велел перевести «Повесть…» как основу. Брюс назначил на эту работу Василия Татищева – не лингвиста, не учёного, а выпускника артиллерийской школы.

Ева подняла глаза от папки и предположила:

– Татищев был одарённый?

– Этого недостаточно, причина в другом, – сказал Мунин и быстро нашёл в своей папке нужный текст.

Яков Брюс вступил по приказанию Петра в учёную переписку со славным Лейбницем для исследования происхождения российского народа и привёл в лучший порядок нашу артиллерию. Ему обязаны мы первыми артиллерийскими и инженерными школами, заведёнными им в Москве и Санкт-Петербурге.

– Так писал современник, – продолжал Мунин. – Татищев был бесконечно предан Брюсу, своему учителю и создателю петровской артиллерии, и работал, как говорится, под его чутким руководством. Авторитетные учёные сходятся на том, что Брюс отредактировал некоторые места «Повести…». Естественно, делал он это не просто так.

– В целом достоверность истории, которую изложил Нестор, сомнений не вызывает, – говорил Мунин, – поскольку отдельные её фрагменты подтверждены независимыми зарубежными источниками. Однако специалисты считают, что Брюс использовал работу Татищева для вброса и легализации важнейших сведений, которые по сей день известны только из «Повести временных лет».