История Византийской империи. Том 3. Период Македонской династии (867-1057 гг.) - Федор Успенский

Склоняясь больше к последнему мнению, мы приводим здесь резкие отзывы о болгарском духовенстве, идущие от писателей того же времени, как пресвитер Косьма (11), и др., которые достаточно выясняют и отсутствие популярности духовенства, и неспособность его послужить спайкой для разнородных частей Болгарии, и, по всей вероятности, его не-славянское происхождение. Сочинение пресвитера Косьмы, имеющее целью обличение богомилов — ереси, усилившейся в Болгарии в царствование Петра, — дает, кроме того, драгоценный материал для характеристики внутреннего положения страны в эту критическую эпоху. Будучи обличителем ереси, Косьма был в то же время горячий патриот и не скрывал своих взглядов на недостатки общества, в особенности правящих классов, духовных и светских. Остается до сих пор не выясненным, однако, сколько в обличениях Косьмы реальной правды, взятой из живой действительности, и сколько отвлеченного аскетизма и монашеской нетерпимости и односторонности. Таковы его нападки на монашество и на излишнее стремление светских людей постригаться в монахи, таковы в особенности нападки на современное правящее духовное сословие, епископов и священников. В нерадении о своих пастырских обязанностях пастырей, в их увлечении роскошью жизни и праздностью он видит главную причину усиления еретиков, которые весьма искусно пользуются доверчивостью простого народа и умело привлекают его на свою сторону. Но когда встречаем у него обличение за игру на гуслях, песни и пляски и когда причину этого он сводит на недостаток усердия к чтению книг и приписывает лености иерейской, то невольно склоняемся к выводу, что наш обличитель находится под влиянием отвлеченной системы и не всегда может давать себе отчет в реальности. Признавая, однако, недостатки современного духовенства, мы все же затруднились бы объяснением того, откуда образовалось такое раздвоение между пастырями и пасомыми, о котором говорит пресвитер Косьма. То обстоятельство, что у некоторых находились богатые библиотеки с большими собраниями книг и что эти сокровища оказывались закрытыми для граждан, — на наш взгляд, также не свидетельствует в пользу реальности наблюдений Косьмы. В половине X в. еще только создавалась славянская письменность: если у кого могли быть собрания рукописей, то не у болгар, а у греков.

Более важным в произведении пресвитера Косьмы является отдел об ереси павликиан или богомилов, которая в царствование Петра пустила глубокие корни в Болгарском царстве, будучи перенесена сюда колонистами из Малой Азии, поселенными в Филиппопольской области 12. Эта космологическая система, построенная на основе дуализма, нашла весьма подготовленную почву среди славян Балканского полуострова и держалась между ними как национальная, тесно связанная с деревенскими народными слоями вера в течение всех средних веков. Основателем этого нового вероучения был поп Богомил, от которого получила наименование и самая ересь. Хотя полного развития богомильство достигает в XI и в XII вв. и мы будем иметь еще случай к нему возвратиться как к вероучению, продолжавшему действовать во весь византийский период, но здесь необходимо отметить условия, способствовавшие его распространению между славянами Балканского полуострова. Богомильство, как и павликианство, есть в высшей степени антицерковная система. В кратких чертах она заключается в следующем. Бог есть Творец высшего мира и не имеет власти в нашем земном мире, который создан злым началом. Как видимый мир, так и человеческое тело есть произведение злого начала, только душа наша создана добрым Богом. Павликиане отвергали Ветхий Завет, пророков называли обманщиками и ворами. Христос пришел освободить людей от рабства демиургу или злому началу. Он прошел в своем эфирном теле через деву Марию как через канал; страдания его были только кажущимися. Поэтому они отвергали поклонение кресту, как знамению проклятия и орудию демиурга. Таинства не признавались священными действиями, сообщающими благодать. Над всем человеческим родом тяготеет иго злого начала, которое называется также Сатанаилом. Созданные человеческими руками храмы населены демонами, каждый человек есть вместилище демона. Только богомилы суть истинно верующие, их боятся демоны, как носящих в себе Св. Духа. В богомильстве сосредоточились самые резкие антицерковные элементы: отрицание храмов, которые они населили демонами, отрицание церковной иерархии и таинств, а в догматическом отношении они проводили антихристианское начало, отрицая все таинство божественного домостроительства.

Весьма вероятно, что богомильство заключало в себе и антигосударственные начала. По свидетельству Косьмы, еретики учили не повиноваться властям, хулили царя, укоряли бояр, считали непозволительным работать на царя и повиноваться господам. Из этих данных можно видеть, что богомильское учение отличалось всеми качествами противогосударственной и противоцерковной системы и что его распространение в едва лишь начавшем складываться Болгарском государстве должно иметь объяснение столько же в свойствах славянской расы и в нравственном состоянии тогдашнего общества, сколько в недостатках церковной организации, которая подвергалась сильным нападкам современников. Тем не менее со стороны северной границы во все время царствования Константина VII наблюдались совершенно точно обозначенные отношения духовного отчества и сыновства, которые имели свое основание в договорных и брачных отношениях 927 г.

Слегка намеченные выше элементы разложения Болгарского царства не нашли себе противодействия ни в Церкви, ни в высших классах общества и выразились в громадных потрясениях, испытанных Болгарией в X и XI вв. Между тем на северных границах империи в то же время подготовлялись новые живые народные силы, которым суждено было иметь известное значение в судьбах империи. В самом начале X в. пало Моравское княжество под ударами угорской кочевой орды, которая основалась на местах, прежде занятых мораванами и словаками, и дала совершенно новое направление истории северо-западного славянства.

/«По смерти Святополка, — читаем у Константина Порфирородного, — между его детьми начались распри и поднялась междоусобная война, тогда пришли угры, истребили их вконец и завладели их страной, которую населяют и в настоящее время. Часть населения, пережившая этот погром, разбежалась по соседним странам» (13). /

Утвердившись первоначально в равнине между Тиссой и Дунаем, угры прежде всего были виновниками того, что начавшееся среди моравских славян культурное движение перешло в другое место /: ученики славянских просветителей перешли в Болгарию и здесь продолжали под покровительством царя Симеона культурную деятельность. Кроме того, угры как кочевой народ, попавший в совершенно новые для него условия жизни, сам начал подчиняться условиям окружающей среды и постепенно пришел к необходимости сознательной деятельности. /

Как показано выше, угры вовлечены были в тогдашнее историческое течение с двух сторон: со стороны царя Льва VI и со стороны Арнульфа, короля немецкого. Приобретенные той и другой стороной временные выгоды были слишком призрачны. Хотя угры, ворвавшись клином в области, занятые славянами, и ослабив их на долгое время своими опустошительными набегами, действительно могли доставить временное облегчение грекам и германцам, но они не удовольствовались скромной ролью поработителей моравских славян. Ни император, ни король немецкий не предвидели того, что хищная орда, привыкшая жить грабежом и наездами на культурных соседей, не скоро применится к новым условиям жизни среди оседлого и привыкшего к мирным занятиям населения. После того как угры ознакомились с европейскими культурными и богатыми областями, их неудержимо потянуло на запад и они сделались страшной грозой для Германии и Италии. Уже в 898 г. с утрами познакомилась Италия. Значительный конный отряд проник до Бренты, и здесь посланные вперед соглядатаи сообщили достоверные сведения о богатых городах Италии, прекрасном климате и производительности страны, но вместе с тем о густом населении и укрепленных городах, которые нужно брать искусством и продолжительной осадой. Ввиду полученных сведений угры на следующий год предприняли настоящий поход в Сев. Италию и на этот раз дошли до Павии. Король Беренгарий выступил против них с 15-тысячным войском, но потерпел полное поражение (25 сент. 899 г.). В течение целого года угры безнаказанно опустошали Северную Италию и с богатой добычей спокойно возвратились в свой стан на реке Тиссе. Положение Германии, разъедаемой борьбой и внутренними смутами, было весьма благоприятно для хищнических набегов угров, которые вынудили себе у немцев ежегодную дань. В 907 г. они нанесли страшное поражение маркграфу Люитпольду и овладели частью Баварии и затем без всяких опасений совершали почти ежегодные походы в Швабию, Тюрингию и Саксонию. Наконец, опасность со стороны угров стала угрожать непосредственно византийским интересам, а частию и владениям империи. Не говоря уже о том, что вследствие угорского вторжения дунайские области стали недоступны для византийского влияния и торговли, самые имперские владения не были обеспечены против угорских набегов: в Италии они стали угрожать римской Кампании и Капуе, на Балканском полуострове они опустошали Болгарию и приближались к византийским областям. Наконец, они появились и в пределах империи: в 934 г. они сделали нападение на Фракию. В высшей степени любопытно отметить, как бережно Роман Лакапин отнесся к утрам. «Был первый набег угров против ромэев VII индикта в апреле месяце. Они проникли до столицы, произведя во Фракии всеобщий погром» [127]. Отправлен был с целью договориться о выкупе пленных патрикий Феофан, который так искусно исполнил свое поручение умелым обращением с утрами, что достиг от них всего, чего желал, и что они очень были удивлены его обхождением и умом. И царь Роман показал свое великодушие и любовь к подданным, не пожалев назначить большие суммы на выкуп пленных. Но легкость получения добычи могла только заохотить угров на новые предприятия. В 943 г. они повторили нападение, и снова патрикий Феофан был послан для переговоров, на этот раз угры дали заложников и заключили мир на пять лет. Но, конечно, мир не был соблюдаем, и новые нападения продолжались с прежней жестокостью и с одинаковой жадностью к добыче. У империи было средство воздействовать на язычников посредством обещания почестей и наделения титулами и почетными званиями. Некоторые из угров, жившие в Константинополе в качестве заложников, получали сан патрикия и принимали христианство, хотя на первых порах без внутреннего убеждения. Известно, что угры внесли в Европу новый способ военного дела и что первое поражение, нанесенное им Генрихом I при Мерзебурге в 933 г., объясняется участием немецкой конницы, которая впервые тогда отмечается в военном деле. Но крутой поворот в военной карьере угров последовал после 955 г., когда Оттон I нанес им сильное поражение при Лехе. Это действительно был успех европейской христианской культуры над азиатским варварством, который нашел отклик на Востоке и Западе и был приветствуем и византийским царем и кордовским калифом. Когда в 958 г. угры снова появились во Фракии и в дни св. Пасхи выслали свои разъезды до стен столицы, то царь решился принять против них уже другие меры, чем прежде, — именно, против угров был послан доместик экскувитов Ноф Аргир вместе со стратегами азиатских фем, которые употребили против неприятеля его же собственную тактику и, напав на него в ночное время, произвели в лагере угров большой разгром и отняли у них добычу и пленных. Угры продолжали свои набеги и после Константина VII, но тогда уже их военная слава значительно ослабела и Византия находила возможным встречать их с хорошо подготовленными для борьбы с ними войсками.