История Византийской империи. Том 3. Период Македонской династии (867-1057 гг.) - Федор Успенский

«В осьмой день октября вышел патриарх Стефан вместе с протовестиарием Феофаном и с Марией, дочерью царя Христофора, и со всем сенатом в церковь Богородицы в Пигах» — это известный храм Балуклы, сожженный Симеоном и отстроенный Романом. Здесь проходило бракосочетание Петра и Марии, причем поручителями по невесте были протоспафарий Феофан и Сурсовул.

Летопись отмечает одно обстоятельство, что со времени этого брака царь Христофор стал поминаться на втором месте сейчас же после Романа, а Константин Порфирородный вслед за ним на третьем месте. Перестановкой хотели угодить болгарам, доказав им, что царевна Мария есть дочь второго царя, вообще по случаю бракосочетания болгарам уступлены были значительные преимущества по представительству и придворному этикету, о чем будет случай сказать ниже.

Но главное значение политического и церковного акта состояло в обеспечении мирных отношений между двумя соседними народами, продолжительная война между которыми принесла столько вреда тем и другим и так была полезна их соседям. Мария была носительницей мира и залогом взаимного соглашения на будущее время, почему ей дали имя Ирины. Взгляд византийского образованного общества на совершившийся поворот в болгаро-византийской политике выражен в современном церковно-ораторском произведении, не только посвященном выяснению этого события, но и озаглавленном «На мир с болгарами» (3). Оратор воспользовался прекращением продолжительной войны для составления речи, сказанной, вероятно, в церкви св. Софии в Константинополе на более обширную тему: о преимуществах мирного времени и о пагубных последствиях войны. Так как произведение едва ли не должно быть приписано патриарху Николаю Мистику, то оно заслуживает полного внимания, как взгляд на события современника и весьма осведомленного в тогдашней политике человека. Наиболее интересным представляется то, что празднуемый мир, по воззрению оратора, является благом, никем не предвиденным. Обстоятельства так дурно складывались, что никому не представлялась возможность благоприятного исхода, а между тем тогда-то Промысл и проявил свое чудесное строительство. Главными мотивами неприязненных отношений между империей и Болгарией, по мнению оратора, были гордость и честолюбие Симеона. Эти страсти, овладевшие душой князя, привели в движение Балканы и Дунай и произвели такой толчок, что его почувствовали за Геркулесовыми столбами, — в последних словах намекается на переговоры Симеона с египетским калифом о совместном нападении на Константинополь. Следствием этого было народное движение и восстание и нелегальная форма провозглашения Симеона царем. Этим нарушено было духовное сыновство Болгарии по отношению к Византии.

«Восстали и поднялись не чужестранцы против иноземцев, не иноязычные против говорящих на другом языке, но дети на отцов, братья на братьев, отцы на сыновей. Как Израиль, мы разделились на Иудино и Ефремове колено и из друзей и ближних стали непримиримыми врагами. И все это из-за временной славы и ради одного венца…»

/Отвлеченность содержания, обилие риторических фигур, библейские и мифологические образы, под которыми нужно искать намеков на современные имена и события, — представляют непреодолимые трудности для понимания этого типического произведения X в., которое между тем в свое врем» имело большое политическое значение и задавалось целью выяснить неожиданно последовавший поворот в политике. Описывая торжество мира, виновником которого был Петр Симеонович, оратор в следующих словах обозначает главный момент, т. е. брачный союз.

«И он пришел добровольно, ибо свыше было ему указание. И вы, разорвав отеческое ограждение и поцеловавшись и дав руку друг другу, согласились и довели переговоры до прекрасного мира. Так мы одержали победу над раздором и воздвигли высокую колонну над враждой»./

«Слово на мир с болгарами», не давая объяснений относительно мотивов, повлиявших на изменение отношений между враждовавшими сторонами, все же позволяет судить о важности политического события. В Византии оценивали значение поворота в политике в самых широких размерах.

«Ни поливии в своих историях, ни плутархи в параллельных биографиях, ни рапсоды в своих стихотворениях, ни красноречивые ораторы не в состоянии оценить смысл событий, — говорит оратор. — Ныне приятно ощущение бытия и радостно пользование жизнью. Теперь все помолодело, предается радости и воспевает виновника сих благ: только сыны Агари будут горевать и плакать, при одном слухе о нашем согласии у них уже похолодела кровь!»

С точки зрения мусульманских отношений, которые складывались весьма неблагоприятно для империи вследствие отвлечения ее сил на северную границу, соглашение с Болгарией было действительно большим дипломатическим выигрышем со стороны царя Романа. Можно даже предполагать, что Византия не только тогда шла навстречу желаниям, выраженным правительством Петра Симеоновича и Сурсовула, но что она и вызвала начало этих сношений, приведших к такому соглашению, которое удовлетворило обе стороны.

Заключенный между Византией и Болгарией мир касался как определения политического и церковного устройства Болгарии, так. и ее границ по отношению к империи. Все это было необходимо установить, так как продолжительный период войн сопровождался такими явлениями в политическом и церковном строе Болгарии, которые рассматривались как честолюбивые притязания, нарушавшие права империи. Разобраться в существе имевших тогда место переговоров, выяснить требования и взаимные уступки и, наконец, составить понятие о содержании заключенного тогда договора мы лишены возможности, потому что не сохранилось самого акта. Но так как политическое и географическое положение Болгарии в царствование Петра определяется в надлежащем освещении по последующим известиям и реальным фактам, то можно делать предположения и догадки о главнейших статьях состоявшегося в 927 г. договора.

Прежде всего заветной мечтой болгарских князей был титул царя. Византия не могла примириться с притязаниями Симеона именоваться царем греков и болгар, потому что с этим необходимо соединялось умаление чести царя ромэев, но согласилась на то, чтобы принятый до сих пор в сношениях с болгарским князем титул архонта был отменен и чтобы в письмах, переговорах и во всех официальных актах болгарский князь именовался «возлюбленный и духовный сын, царь Болгарии» (4). Вместе с этим произошли значительные перемены в придворном церемониале, о которых дают понять недоразумения, происходившие в 968 г. по случаю приема посла императора Оттона I, епископа Лиудпранда. Он никак не мог помириться с тем, что выше его посадили за столом болгарского посла, и в крайнем на это раздражении встал и вышел из обеденного покоя. Тогда ему было объяснено, что, по существующему этикету, установленному со времени бракосочетания Петра с византийской принцессой Марией, болгарский царь, равно как представитель его, считается выше всех иностранных государей, даже немецкого императора.

«Друзья болгаре» с тех пор пользовались всяческими преимуществами в империи. Чтобы сделать им угодное, была произведена перестановка даже в порядке перечисления лиц императорской фамилии: тесть царя Петра Христофор был передвинут в табели с третьего места на второе, вместо Константина, который был при этом понижен. Вместе с этим сделана была уступка насчет организации и положения Болгарской Церкви.