Страшное гадание - Елена Арсеньева

Жалость вдруг коснулась сердца. Страшны грехи Джессики, ноеще страшнее, что она совершила их в неведении. Не ведала, что творит! Ее непроклинать нужно, а жалеть, и Марине пришлось сделать глубокий вздох, чтобынабраться решимости сказать то, что она должна была сказать:

– Я думаю… я думаю, Десмонд решился бы скорее лечь в могилу,чем в одну постель с тобой. В могилу, как Алистер!

– Это еще почему? – вскинула брови Джессика, и Мариневпервые пришло на ум ее сходство с какой-то жестокой, хищной птицей – особенносейчас, когда обычно умные, проницательные глаза ее внезапно обесцветилисьнепониманием и сделались как бы даже туповаты.

Марина зажмурилась.

– Потому что… потому что, когда ты узнаешь, что ты дочьлорда Маккола, что Алистер и Десмонд – твои единокровные братья… я думаю, этотебя остановит! – бессвязно выпалила она, открывая глаза и страшасьувидеть отчаяние и слезы в глазах Джессики.

Но вид у той был по-прежнему надменный и гордый, никакогоподобия стыда не промелькнуло в ее лице.

– Меня не остановило даже то, что я всегда об этомзнала, – небрежно пожала она плечами и расхохоталась: – Я снова шокировалатебя, Марион? Неужели ты жалеешь меня?!

– Да, – глухо вымолвила Марина. – Да…

– О, это очень мило с твоей стороны! – насмешливосклоняясь к ней, проговорила Джессика, делая перед Мариной шутливый реверанс иневольно склоняясь над ней. – Но ты бы лучше себя пожалела, бедняжка!

Именно этого мгновения и ждала Марина.

* * *

Она знала, что не сможет вскочить достаточно быстро и,кинувшись на Джессику, сбить ее с ног, а потому вцепилась ей в волосы и рванулана себя. Джессика с пронзительным воплем рухнула на Марину плашмя с такойсилой, что у той на мгновение занялся дух. И все-таки боль, ослепившаяДжессику, была сильнее, она давала Марине преимущество, которым та не преминулавоспользоваться: ужом выскользнув из-под неожиданно тяжелой Джессики, онаперевернула ее на спину, приподняла и с силой швырнула головой на каменныеплиты.

Джессика застонала, бестолково зашарила руками, пытаясьвцепиться Марине в лицо, но та была начеку и, увернувшись, снова схватиласоперницу и еще раз ударила ее об пол.

Звук был ужасен, и Марина вдруг поняла, что не сможет,просто не сможет проделать это еще раз! Она отпрянула, защищаясь ладонями… нонападения не последовало, и, взглянув сквозь растопыренные пальцы, она соблегчением вздохнула, увидав, что Джессика распростерлась на полу недвижима.

…Победа далась так легко, что Марина в первое мгновение дажеиспугалась: а не убила ли она, часом, проклятущую Джессику? Вот это отомстила,называется! Недаром французы говорят, что месть – то яство, которое едят ужеостывшим. Как бы победа не обернулась поражением… Но нет, Джессика дышала, иМарина возблагодарила за это бога.

Однако медлить было нельзя: эта живучая, как змея, лицедейкамогла очнуться в любую минуту! И вот тут-то Марина наконец смогла оценитьизобилие своих нижних юбок, потому что из них вышло множество крепких полосок,которыми она и спеленала Джессику по рукам и ногам – правда, прежде обшарив всюее одежду в поисках какого-нибудь ключа. Увы, она не нашла ничего, кромеокровавленного лоскута – своего безнадежного письма к Десмонду, – испрятала его в карман, а потом спутала свою жертву так, что той было быневозможно пальцем шевельнуть, – и только тогда смогла перевести дух.

Она села так, чтобы Джессика увидела ее сразу, едва очнется,и принялась уговаривать себя набраться терпения. Пустые глазницы сэра Брайана истрашные, изгнивающие – Гвендолин, чудилось, глядели на нее с нетерпеливыможиданием, и Марина с невольной досадой отмахнулась от них:

– Нет, потерпите еще! Такие дела скоро не делаются. Знаете,как у нас говорят: самое долгое – позади, самое трудное – впереди.

«О господи, да не схожу ли я с ума?! – подумала она,похолодев от ужаса. – Господи, дай силы, еще немного!»

Она переместилась, чтобы оказаться спиной к своим страшнымсоседям, и склонилась ближе к Джессике, ресницы которой в эту минуту дрогнули.Она приходила в себя! Сердце Марины пропустило один удар. Сейчас… уже скоро!

Eй доставило живейшее удовольствие наблюдать, как глазаДжессики постепенно прояснились от мути беспамятства и наполнились безграничнымизумлением, а затем в них вспыхнул страх. Джессика дернулась – и замерла,осознав каменную неподвижность своего тела. И Марине почудилось, будто что-товзорвалось в голове связанной, такой взрыв бешенства полыхнул вдруг в ееглазах:

– Развяжи меня! Развяжи, стерва! Раз-вя-жи!!!

Марина встала, небрежно перешагнув через Джессику, ушла вдругой угол и села там, сохраняя на лице маску равнодушного терпения… ейпришлось вонзить ногти в ладони, чтобы сдержать себя!

Какое-то время Джессика неистовствовала, но наконец взрывнапрасной ярости обессилил ее. Она замерла, перестав конвульсивно содрогаться итолько тяжело, протяжно всхлипывая. Марина знала, что Джессика даже слезвытереть не может.

«Ничего, ничего, – уговаривала она себя. – Как-нибудь!« И она дождалась наконец.

– Марион! – слабым, незнакомым голосом окликнулаДжессика. – Подойди ко мне.

– Зачем? – старательно зевнула Марина. – Я иотсюда прекрасно слышу.

Странно: она почему-то боялась приближаться к Джессике. Дажесейчас – боялась! Ну, может быть, того, что вдруг да вырвется из ее ртадлиннющее ядовитое жало – и поразит насмерть. Или тело, бессильно бьющееся пополу, порастет змеиной чешуей и обовьет Марину, стиснет тугими, смертельнымикольцами…

– Зачем ты это сделала, Марион? Зачем? – с больюспросила Джессика, но Марина лишь покачала головой: она уже научилась различатьв этом медовом голоске оттенки лжи и коварства, и едва заметные следыхитроумной западни, и тщательно сдерживаемую, лютейшую ярость.

Она усмехнулась:

– Ну, ну, Джессика! Ты же у нас умна! Ты гордилась своимумом! Пораскинь-ка им и попробуй угадать: зачем же эта дурочка Марион тебясвязала?

– Я знаю, – глухо молвила Джессика. – Ты хотела,чтобы я умерла вместе с тобой. Ну что же, мы умрем вместе.

– Или вместе выйдем отсюда, – тихо добавила Марина,после чего Джессика снова надолго замолчала.