Американская грязь - Дженин Камминс

Это был худший переход в карьере койота за многие-многие годы. Он знал, что не стоило брать ребенка. Двое детей. Четверо женщин. Шакал знал, что будут проблемы. С другой стороны, думал он, эти шестеро по-прежнему живы. Они намного сильнее, чем он полагал, даже тот астматик. Черт подери, он никогда бы не взял с собой ребенка с астмой, если бы только знал о ней заранее. Вот же изворотливый pendejito[133]. Койоту хотелось сломать ему шею. Но сначала он должен был привести всех в тень, к воде.

– Давайте! Поднажмите! – крикнул он.

Нужно было торопиться. И Бето пытался изо всех сил, но не мог. Не мог поднажать. Он кашлял и захлебывался, мотал головой, подпирал колени ладонями, и солнце давило ему на затылок. Его черные волосы впитывали, заглатывали солнечные лучи, голову напекло, шея горела, и все это время Бето пытался шутить. Пытался придумать шутку без слов, чтобы не тратить драгоценное дыхание. Ему было больно. И очень-очень страшно. В груди – чудовищная тяжесть, просто гигантская. Будто слон наступил или гиппопотам, будто наехал громадный «Мак» с двойными шинами – один из тех, что утаптывали мусор в домпе. Он продавливал мальчику легкие. Заталкивал в них гору мусора. Дышать было нечем. Я не могу дышать. О чем уж тут шутить.

Марисоль гладила Бето по спине и тихонько шептала на ухо, потому что уже видела похожую картину раньше. Дочь Дейзи мучилась от астмы, когда была маленькой. Не так сильно, но все равно кое-что Марисоль об этом знала. В младенчестве у Дейзи часто случался круп, и, когда она немного подросла, Марисоль с мужем Рохелио решили проверить ее на аллергию. Собаки, кошки, пыльца. Им приходилось быть очень осторожными, потому что при всяком приступе Дейзи мучилась по нескольку дней. Они возили ее в пункт скорой помощи, на ингаляции сальбутамола. Однажды приступ случился в гостях у другой девочки, и это было жутко, потому что Марисоль в это время пила на кухне чай со второй мамой, и, когда Дейзи к ней подошла, было уже поздно. Ее жизни уже грозила опасность. Дрожащими руками Марисоль перерыла всю сумочку и ничего не нашла. Ингалятор остался дома на раковине. В тот же миг они побежали в машину, и она даже не пристегнулась. На выезде задела машину, припаркованную в дальнем конце стоянки, и даже не оставила записку. Дома она включила в душе горячую воду, чтобы прогреть ванную, и дала Дейзи трижды вдохнуть из ингалятора. Потом в четвертый раз. Дочь сидела на опущенной крышке унитаза, а Марисоль стояла рядом, окруженная паром, и сжимала в руках телефон, чтобы, если потребуется, тут же набрать 911. Она была вся на нервах и очень перепугалась, но спустя несколько минут хрипы в маленькой груди Дейзи сошли на нет. Она перестала свистеть. Вздохнула свободно.

Но Бето становилось все хуже. Больше не было мокрого, рычащего кашля, которым он мучился всю неделю. Не было хрипов. Он лаял, сухо и надрывисто.

Марисоль повысила голос, приглушив звуки его страданий.

– Постарайся успокоиться. Дыши медленно, – сказала она, но у самой в груди сердце колотилось, как у птицы.

Вокруг не было никакой тени. Шакал наворачивал круги, прочесывая местность в поисках хоть какого-то укрытия, где можно было бы спрятаться от солнца. Если уж придется передохнуть, то делать это нужно в тени. С каждой минутой, проведенной на солнце, уровень влаги в их организмах опускался все ниже. Но поблизости ничего не было, а пацан больше не мог идти.

– Попытайся выпрямить спину, – посоветовала ему Марисоль.

Бето попытался и расправил плечи. Но на этот раз, когда он кашлянул на выдохе, вдоха не последовало. Его глаза в ужасе округлились, руки потянулись к глотке, и кожа на шее запала внутрь. Раздался сиплый хрип, а потом мальчик снова зашелся в кашле. Но вдохнуть так и не смог. Его губы посинели. Ногти тоже посинели. Все происходило так быстро. Он размахивал руками у лица.

Марисоль выхватила у него из рук пустой баллончик из-под лекарства, хорошенько встряхнула и поднесла к его губам, но сколько ни жала на трубку, так ничего и не выдавила: внутри не было ни капли, как и в пустынной земле вокруг. Ничего. Бето плюхнулся на зад, и выглядело это почти комично, поскольку он всегда вел себя как настоящий паяц и все время пытался всех рассмешить; в другой раз у него могло бы получиться, потому что он свалился на попу и вытянул ножки, будто младенец в подгузнике, однако теперь никто не смеялся. Бето корчился в муках, и вскоре сухой кашель в его груди прекратился. Мигранты окружили его со всех сторон – напуганные, неподвижные, но что они могли поделать? Ничего, хотя в десяти километрах к северу в крошечном городке Рио-Рико, штат Аризона, в ярко-оранжевом здании на Фронтейдж-Роуд располагалась аптека. В той аптеке за прилавком был ящик с четырьмя новенькими ингаляторами сальбутамола. А еще – кое-какие аналоги без рецепта и стероидные препараты для устранения острых приступов. Когда Бето потерял сознание, Николас начал делать ему закрытый массаж сердца. Он не знал, правильно ли поступает, но ничего другого придумать не мог; к нему присоединилась Марисоль: откинув голову мальчика, она зажала ему нос и стала вдыхать в рот воздух. Изо всех сил, но маленькая грудь Бето так и не поднялась.

Все мигранты опустились на колени. Пока Марисоль и Николас пытались оживить мальчика, остальные молились. Прошло много времени – куда больше, чем требуется в подобных условиях, чтобы получить какой-то результат. Никто не хотел признавать реальность сменявших друг друга минут. Никто не хотел констатировать конец – даже Шакал. Все ощущали неподдельную угрозу бессмертию собственной души, стань они тем самым человеком, который объявит первым: Бето больше нет. Соледад и Ребека плакали. Лидия плакала, Лука плакал. Но слез при этом не было. В их телах не осталось воды, чтобы плакать слезами. Наконец Шакал опустил руку на плечо Николаса.

– Basta, – сказал он.

Молодой человек остановился, а потом остановил Марисоль, которая собиралась в очередной раз вдохнуть в Бето воздух. Он протянул руки над его телом и положил их ей на плечи. Оба они склонились над бездыханным мальчиком. Образовали собой живой навес.

– Нет, – прошептала Марисоль.

Она накрыла Бето ладонями, дотронулась до его лба, почувствовала тишину в области сердца. Она взяла его за руки, все еще мягкие, и сложила их у него на груди.

Какой же он был маленький.

Другие смерти. Другие потери. Все они были невыносимыми. Но в то же время… закономерными. Была в них какая-то честность: люди знали о существовании рисков. Знали, что порой всякий риск заканчивается несправедливым наказанием.

Но это. Господи Иисусе.

Марисоль обрушилась на Бето, думая о каждом вдохе, который тот больше никогда не сделает. Она глотала воздух и сжимала его в кулаках. «Papá Dios», – повторяла она сквозь слезы, пока Шакал наконец не оттащил ее прочь.

Один за другим он уводил мигрантов в сторону. Своим телом он преградил им путь к Бето. Дотрагиваясь до их рук и плеч, койот по очереди освобождал каждого. Слим и Давид стояли рядом с угрюмыми лицами, приобняв друг друга одной рукой.