Зима мира - Кен Фоллетт

– Хорошо, мам, – сказал Ллойд. – Я могу в это поверить. Но карточка…

– Объяснить это сходство… – сказала она и замолчала.

Но Ллойд не собирался дать ей улизнуть.

– Говори, – беспощадно сказал он. – Скажи мне правду.

– Ты ошибаешься, мальчик мой, – сказал Билли. – Слышал звон, да не знаешь, где он.

– Да? Ну так наставьте меня на путь истинный, что же вы?

– Не мне это делать.

Это было все равно что признание.

– Значит, прежде была все-таки ложь.

У Берни был ошарашенный вид. Он посмотрел на Билли.

– Что же, значит, рассказ про Тедди Уильямса – неправда?

Было ясно, что все эти годы он верил этому, как и Ллойд.

Билли не ответил.

Все посмотрели на Этель.

– Ах, дьявол… – сказала она. – Отец говорил: «Твои грехи тебя найдут». Ладно, ты просил правду – ты получишь правду. Но она тебе не понравится.

– А ты попробуй, – отчаянно сказал Ллойд.

– Ты сын не Мод, – сказала она. – Ты сын Фица.

VII

На следующий день, в пятницу, 10 мая, Германия вторглась в Нидерланды, Бельгию и Люксембург.

Ллойд услышал эту новость по радио, когда он с родителями и дядей Билли сидел за завтраком в пансионе. Он не удивился, все в армии считали это вторжение неминуемым.

Намного больше его потрясло открытие предыдущего вечера. Ночью он не один час лежал без сна, злясь, что его так долго водили за нос, страдая, что оказался сыном правого аристократа-соглашателя, который к тому же, по дикому стечению обстоятельств, был свекром обворожительной Дейзи.

– Как ты могла в него влюбиться? – сказал он тогда матери в пабе.

– Не будь ханжой, – резко ответила она. – Ты тоже терял голову от своей американской девчонки, а уж она была настолько правых взглядов, что вышла замуж за фашиста.

Ллойд хотел возразить, что это совсем другое дело, но тут же понял, что то же самое. Какими бы ни были их отношения с Дейзи теперь, несомненно, когда-то он был в нее влюблен. Любовь не поддавалась логике. Если он мог поддаться безрассудной страсти, то могла и его мать; на самом деле они были даже одного возраста, когда это случилось, обоим был двадцать один год.

Он тогда сказал, что ей следовало с самого начала сказать ему правду, но на это у нее тоже был ответ.

– Как бы ты себя повел, если бы я сказала тебе, еще маленькому, что ты сын богача, графа? Сколько бы ты продержался, прежде чем похвастаться другим мальчишкам в школе? Подумай, как бы они издевались над твоими детскими фантазиями. Подумай, как бы они тебя ненавидели за твое превосходство.

– Ну а потом…

– Не знаю, – сказала она устало. – Все время не было подходящего момента.

Берни сначала был так поражен, что побледнел, но скоро оправился от шока, и к нему вернулась обычная флегматичность. Он сказал, что понимает, почему Этель не сказала ему правды.

– Секрет разделенный – уже не секрет, – сказал он.

Ллойд поинтересовался, в каких отношениях мама с графом теперь.

– Я полагаю, ты все время встречаешь его в Вестминстере.

– Разве что случайно. У них – отдельная часть дворца, собственные рестораны и бары, и если мы с ними и встречаемся, то обычно по предварительной договоренности.

Той ночью Ллойд был так потрясен и растерян, что не мог разобраться в собственных чувствах. Его отцом был Фиц – аристократ, тори, отец Малыша, свекор Дейзи. Что ему теперь делать – плакать, злиться, покончить с собой? Это откровение оказалось настолько разрушительным, что его словно оглушило. Это был удар такой силы, что сначала не чувствуешь боли.

Утренние новости дали ему новую пищу для размышлений.

Ранним утром немецкая армия совершила молниеносный бросок на запад. Хотя его ждали, но Ллойд знал, что все усилия разведки союзников заранее узнать дату наступления оказались тщетны и для армий тех маленьких государств нападение оказалось неожиданным. Тем не менее они оказывали мужественное сопротивление.

– Наверняка это так и есть, – заметил дядя Билли, – но Би-би-си сказало бы так в любом случае.

Премьер-министр Чемберлен созвал кабинет министров, и как раз сейчас шло его заседание. Однако французская армия, усиленная десятью британскими дивизионами, уже находящимися во Франции, давно разработала план на случай этого вторжения, и сейчас этот план уже приводился в исполнение. Войска союзников через границу с Францией вошли в Голландию и Бельгию с запада и стремительно двигались навстречу немцам.

Узнав последние новости, семья Уильямсов с тяжелым сердцем поехала на автобусе в центр города и прибыла в Борнмутский павильон, где проходила партийная конференция.

Они услышали новости из Вестминстера. Чемберлен цеплялся за власть. Билли узнал, что премьер-министр предлагал лидеру партии лейбористов Клементу Эттли войти в кабинет министров коалиционного правительства трех главных партий.

Все трое пришли в ужас от подобной перспективы. Премьер-министром останется соглашатель Чемберлен, а партия лейбористов будет вынуждена его поддерживать в коалиционном правительстве. Это было невозможно себе представить.

– И что же ответил Эттли? – спросил Ллойд.

– Что ему придется обсудить это в национальном исполнительном комитете, – ответил Билли.

– То есть с нами. – И Ллойд, и Билли были членами комитета, и в четыре часа пополудни у них было назначено собрание.

– Правильно, – сказала Этель. – Давайте начнем опрос и выясним, сколько членов нашего исполкома могут поддержать план Чемберлена.

– Нисколько, я думаю, – сказал Ллойд.

– Не будь так в этом уверен, – сказала ему мать. – найдутся такие, для которых главное – любой ценой не пустить к власти Черчилля.

Следующие несколько часов Ллойд провел в непрекращающейся политической активности, беседуя с членами комитета, их друзьями и помощниками в кафе и барах павильона и на набережной. Ему пришлось обойтись без ланча, зато он выпил столько чая, что ему казалось, что он у него польется из ушей.

С разочарованием он обнаружил, что далеко не все разделяют его мнение о Чемберлене и Черчилле. С прошлой войны еще осталось несколько пацифистов, которые стремились к миру любой ценой и одобряли соглашательство Чемберлена. С другой стороны, валлийские члены парламента еще помнили Черчилля как министра внутренних дел, пославшего войска разогнать забастовку в Тонипенди. Это было тридцать лет назад, но Ллойд уже знал, что в политике память живет долго.

В половине четвертого Билли и Ллойд, пройдя по набережной под свежим бризом, вошли в гостиницу «Хайклифф», где было назначено собрание. Они думали, что большинство в комитете будет против предложения Чемберлена, но полностью уверенными быть в этом не могли, и Ллойд ждал результата собрания по-прежнему с волнением.