Сталин и Гитлер - Ричард Овери

Фрагментарная, робкая реакция двух групп рабочих на условия жизни и работы при диктатуре, протесты в которых приняли участие несколько тысяч рабочих из миллионов, могут скорее всего объясняться жесткой дисциплиной и полицейским надзором. Рабочие подвергались большему риску по сравнению с другими группами, так как за ними наблюдали куда более строго и формы их протеста были слишком заметными. Тем не менее существует и другое объяснение поведения рабочих, мало связанное с насилием со стороны государства. Ни в том ни в другом государстве «рабочая сила» не была коллективной социальной и политической реальностью. Это была социально гетерогенная группа, политически фрагментированная и регионально очень разнообразная. В Германии существовала большая пропасть между ремесленником маленькой мастерской в Баварии и рабочим-сталелитейщиком долины Рура. Рабочая сила в Германии была разделена по политическим признакам: левые были разделены на социал-демократов и коммунистов, сами социал-демократы подразделялись на умеренное и радикальное крыло; миллионы германских рабочих-католиков перед 1933 годом поддерживали центристскую партию; миллионы регулярно в 1920-х годах голосовали за правые националистические партии, до тех пор пока не изменили направление своей поддержки после 1930 года, отдав голоса Гитлеру31. Границы политических предпочтений среди работников стали очевидными на последних выборах в советы предприятий, состоявшиеся в апреле 1933 года, когда национал-социалистические кандидаты получили одну треть голосов рядовых членов профсоюзов и половину всех голосов служащих промышленных предприятий32. В Советском Союзе накануне сталинской диктатуры также прослеживались явные различия между давно существующими предприятиями, требующими высококвалифицированной рабочей силы, многочисленным сектором небольших ремесленных предприятий и почасовыми работниками с низкой квалификацией, очень отдаленными от высококвалифицированных рабочих. Существовала тесная привязка рабочих к своим регионам, которые были для них почти что приходами. Политические предпочтения среди более пожилых работников также сильно различались. И ярых меньшевиков, и социал-революционеров можно было обнаружить в промышленных центрах. Различия во взглядах и социально-политической среде были не менее очевидны, чем в Германии, хотя в Советском Союзе не было широкого слоя социально консервативных или националистически настроенных рабочих33.

Особые экономические условия начала 1930-х годов также играли важную роль в формировании реакции трудового народа на диктатуру. Советские трудовые ресурсы подверглись исключительной трансформации начиная с конца 1930-х годов и позже. Число промышленных рабочих выросло с 3,1 миллиона человек в 1928 году до 8,3 миллиона в 1940-м; общая численность работников, занятых за пределами сельскохозяйственного производства, в целом за тот же период выросла с 6,8 миллиона до 20 миллионов. Прежнее поколение высококвалифицированных работников было разбавлено потоком в основном неквалифицированных или слабо квалифицированных работников, большая часть из которых вышли из сел и деревень, включая и огромное число женщин, и молодых рабочих, не посвященных в трудовую политику. Новая рабочая сила преобладала в более современных промышленных секторах. В машиностроительной и авиационной промышлености 57 % всех работников в 1932 году составляли те, кто начал свою трудовую деятельность четырьмя годами ранее, в металлургической и сталелитейной промышленности эта доля достигала 50 %, а в электротехнической промышленности – 48 %. В этих трех отраслях промышленности только примерно одна пятая часть всех работников поступили на работу до 1917 года34. Около трех четвертей новых работников, занятых в этих отраслях, никогда прежде не занимались наемным трудом или пришли в эти отрасли непосредственно из сельских местностей, из военных сфер или после учебы. Число женщин здесь увеличилось с 2,4 миллиона в 1928 году до 7 миллионов в 1933-м, что составило ровно треть от общего числа работников, занятых вне сельского хозяйства; к 1937 году это доля достигла 42 %. Большинство новых работников, как мужчины, так и женщины, были очень молоды: в 1930 году четверть всех рабочих, занятых в тяжелой промышленности, были моложе 23 лет, к 1935 году доля работников этого возраста достигла одной трети. На 1500 предприятиях, построенных в рамках первого пятилетнего плана, эта доля была еще выше, на предприятиях сталелитейной промышленности доля таких работников составляла 43 %, а в Сталиногорске, на гигантском химическом комбинате, – 60 %. Здесь, на границе хаотично разбросанных многочисленных промышленных городов, необходимость в дисциплине была вполне реальной среди рабочих, у которых не было опыта работы на основе установленной продолжительности рабочего дня, которые не обладали достаточной квалификацией, были почти безграмотны, не унаследовали никакого опыта проявления солидарности и организации союзов, характерного для старых отраслей промышленности35. Рабочие, недовольные своей работой, как правило, просто покидали старое место работы в поисках нового. В начале 1930-х годов по мере постепенного укрепления нового рабочего класса, стала нарастать напряженность внутри рабочей среды между старым ядром рабочего класса и новыми рекрутами. Общая платформа могла быть создана только в контексте нового экономического и общественного порядка, а не на основе попыток сохранения привычных норм поведения и ожиданий, унаследованных еще с предреволюционных времен36.

Несмотря на то что Германия не испытала столь кардинальных изменений и разрыва социальных связей, мировоззрение и структура трудовых ресурсов также формировались под влиянием кризиса. Ключевым фактором, определявшим ожидания рабочих в 1930-х годах, был длительный период безработицы. На пике кризиса, самого тяжелого в истории Германии, более трети работников не имели работы, некоторые из них были безработными по три года, а миллионы других имели кратковременную работу или получали урезанную зарплату. Когорта молодых немцев, ежегодно вливавшихся на рынок труда между 1929 и 1933 годами, не имела реального опыта регулярного наемного труда. Влияние вынужденного простоя такого масштаба было огромным. Ряды профсоюзов поредели до самого низкого уровня со времен войны, до 3,5 миллиона в 1932 году с максимального уровня 8,5 миллиона, достигнутого за 10 лет до этого37. После 1933 года рабочие, влившиеся в ряды работников наемного труда, были очень молоды или оказались надолго оторваны от рабочих организаций. Старые рабочие кадры должны были пройти через процедуры восстановления на работе; также возникла новая категория дешевой рабочей силы, занятая в строительстве дорог, оказании ремонтных услуг, которая была подвержена строгой дисциплине и полувоенным условиям труда38. Невиданный до этого строительный бум привел к возникновению многочисленной рабочей силы, состоящей из молодых рабочих, а позже из мигрантов из Италии и Польши, не имевших тесных связей с традиционными рабочими организациями. Так же как и Советский Союз, Германия начала широкомасштабную программу восстановления промышленности и развития моторостроения, авиации, химической отрасли, привлекая рабочих, порвавших с традиционными моделями трудоустройства и трудовой деятельности. Что объединяло рабочих в первые годы режима – это прежде всего перспектива получения работы. Политика восстановления рабочих мест за четыре года привела к полной занятости; многие рабочие стали идентифицировать себя с режимом, предложившим им постоянную работу и стабильную зарплату, и дистанцировались от социалистических профсоюзов и политических партий, проявивших полную неспособность отвратить бедствия, вызванные кризисом39.