Сталин и Гитлер - Ричард Овери

Запрещенные политические партии также основали подпольные сети для поддержания основного ядра организации в ожидании момента, когда гитлеровское правительство падет. Многие социал-демократы надеялись, что они смогут выжить, как это сделали их деды в условиях антисоциалистического законодательства времен Бисмарка в 1880-х годах. Они оставались в целом более пассивными по сравнению с бывшими коммунистами. Активность оппозиции была подавлена эффективными действиями полиции. Из 422 руководителей коммунистической партии 219 были к осени 1935 года арестованы и осуждены, 125 человек эмигрировали, 24 были убиты и 42 покинули партию. Из 60 000 оставшихся членов 18 423 были осуждены в период между 1933 и 1935 годами22. Коммунистическая сеть была небольшой, разбросанной и весьма уязвимой. В Бадене, например, первичная коммунистическая организации сохранялась в Маннхейме, наряду с местным региональным комитетом, до того как в 1935 году полиция разгромила ее. Характер деятельности этих организаций регулярно фиксировался в бюллетенях гестапо, издаваемых в головном региональном офисе в Карлсруэ. Отчеты за октябрь 1934 года свидетельствуют об ограниченной пропагандистской деятельности, главным образом из «уст в уста», наряду с распространением нескольких листовок. Коммунистическая газета «Маленький красный флаг» появилась на краткий миг в Оберхаузене, но все закончилось тем, что 12 бывших членов коммунистической партии были арестованы и получили опыт краткого пребывания в специальном заключении. Рабочий, которого застали с экземпляром родительской газеты «Красный флаг» был арестован. Однако вся остальная деятельность едва ли носила революционный характер: в Маннхейме крестьянин был арестован за то, что назвал Гитлера негодяем; бывшего коммуниста из Гейдельберга отправили в концлагерь за то, что он высказался во всеуслышание, что он «коммунист и останется им навсегда, пока будет жить»; в Констанце арестовали женщину23 за то, что она контрабандно ввезла швейцарские газеты – «Свобода» и «Революционер» – количеством экземпляров 2000 или больше, но и здесь, согласно активисту, прошедшему обучение в Москве, полицейские пропустили остатки организации, в которой «независимая деятельность» практически не направлялась или направлялась только в незначительной степени». В 1934 году эта сеть также была разгромлена24.

Рабочих и служащих также можно было сподвигнуть на спонтанный протест, хотя большинство таких акций были краткосрочными и незначительными по масштабу. Досье гестапо, хотя и неполные, свидетельствуют о 25 000 забастовщиках 1935 году (из 16 миллионов рабочих и служащих), 4000 из которых получили короткие тюремные сроки. В сентябре 1935 года полиция сообщила о 37 забастовках в Рейнской области, Вестфалии, Силезии и Вюртенберге. В последней четверти 1936 года было зафиксировано примерно 100 забастовок по всей стране. За весь 1937 года центральный офис Трудового фронта сообщил о 250 забастовках, но затем волна забастовочной активности полностью стихла. Забастовка всегда ассоциировалась только лишь с одним заводом или частью предприятия и обычно длилась всего несколько часов, иногда целый день. Цели в большинстве случае касались зарплат, условий труда или несправедливых увольнений. Трудовой фронт выявил политические мотивы в 40 забастовках из 250, организованных в 1937 года25. Гестапо вместе с Трудовым фронтом составляли списки всех «неблагонадежных членов трудовых коллективов», так чтобы иметь возможность изолировать выявленных смутьянов и лидеров забастовок, а не прибегать к массовым арестам. Трудовой фронт создал собственную «секретную службу», состоявшую из двух отделов, первый – для выявления марксистов на предприятиях, второй – для предотвращения забастовочных акций. Они тесно сотрудничали со службой безопасности СС в сборе политической секретной информации в рабочих коллективах. В 1939 году гестапо основало лагеря для трудового обучения, куда можно было отправить непокорных рабочих на короткий срок для сурового переобучения тому, как рабочему следует вести себя в новой Германии26. На каждом предприятии или шахте любого размера присутствовали представители гестапо или наблюдатели из Трудового фронта, которые должны были следить за поведением рабочих и сотрудников. К 1935 году постоянная слежка помогла справиться с первой организованной оппозицией. Политическая деятельность этой оппозиции сократилась до поддержания небольшой подпольной сети; акты саботажа или остановки работы свелись к разрозненным и некоординированным стычкам и кратким перестрелкам.

Задача организации советских трудящихся была куда более сложной. Во время первого пятилетнего плана наблюдалось множество мелких случаев инакомыслия и протеста, которые почти всегда были следствием невыносимых условий и экономических трудностей, часто очень суровых. Число забастовок по всей стране не фиксировалось, но в некоторых случаях руководители из страха того, что обвинят их, с осторожностью сообщали о недовольстве. В городе Сталино на Донбассе состоялось 25 забастовок в период между 1928 и 1929 годами. Это были незначительные по масштабу акции, ограничивавшиеся сугубо реальными экономическими жалобами: нехваткой хлеба, чрезмерными обязательными вычетами из зарплат или высокими взносами в кассу союзов и кассу взаимопомощи. Забастовки в 1932 году были более частой реакцией на нехватку хлеба, связанного с кризисом, вызванным коллективизацией27. Сообщения о таких забастовках поступали из Ленинграда, Москвы, Горького и промышленных районов юга Украины. Многие из них проходили в виде так называемых итальянских забастовок, «итальянок», когда темп работы преднамеренно и всеми рабочими одновременно замедлялся28. Связь между продуктовым кризисом и забастовками в промышленности была самая непосредственная, как это было и в 1917 году. В апреле 1932 года генеральный секретарь профсоюзов Николай Шверник предупредил Сталина о том, что рабочие «находяться в мрачном настроении» из-за отсутствия хлеба29. Однако ограниченное значение акций в промышленности очевидно на примере судьбы одной забастовки, состоявшейся на Тейковской хлопчато-бумажной фабрике в Ивановском промышленном районе.

Забастовка началась 8 апреля 1932 года после того, как рабочие услышали о том, что их и без того тощий рацион предполагалось сократить на треть и больше. Директор появился перед рассерженной толпой и заявил, что «это государственный закон и здесь нечего объяснять», отказавшись вести переговоры. На следующий день примеру этих рабочих последовали и другие, оставив рабочие места. Тех, кто пытался продолжать работу, освистали и стали запугивать; группа женщин заставила нескольких рабочих-коммунистов, находившихся в их подчинении, остановить работу. 11 апреля состоялся организованный марш к местному городку с петицией к партийным руководителям с требованием увеличить обеспечение продуктами. К демонстрации присоединились и посторонние, но когда один из них выступил с импровизированной речью и призывом к рабочим «свергнуть советский режим», толпа криками заставила его замолчать. Первые несколько подразделений безопасности, отправленные для того, чтобы остановить марш, были сметены, но на пути к Иваново агенты ГПУ схватили одного за другим и арестовали всех лидеров. 16 апреля забастовка была прекращена безрезультатно. В сообщении, посланном в Москву, говорилось о «выступлении» классовых врагов, а не о забастовке. Один из фабричных руководителей, ошеломленный событиями, писал в своем дневнике: «Какой ужас! Пятнадцать лет революции, и вдруг… Этого просто не может быть»30. Можно было только догадываться, насколько распространенными были такого рода события, однако они были вызваны реальным голодом, который наступил после 1932 года. ГПУ, так же как и гестапо, хранило записи об известных диссидентах и активистах, чтобы в случае возникновения кризиса иметь возможность действовать против воинствующих групп быстро и эффективно. На каждом советском предприятии и шахте существовал «специальный отдел», укомплектованный агентами ГПУ, которые контролировали все рабочие коллективы. Советские лагеря, подобно их германским аналогам, стали пополняться рабочими.