Последние часы. Книга I. Золотая цепь - Кассандра Клэр

Мэтью вдруг застыл.

– Тихо, вы оба, – прошептал он. – Слушайте.

Корделия прислушалась. Сначала она услышала лишь неразборчивый ропот толпы, но затем различила знакомые слова, произносимые тревожным шепотом. «Сумеречный охотник. Здесь Сумеречный охотник».

– Они говорят о нас? – Она озадаченно огляделась и увидела, что Келлингтон, в раздражении стиснув зубы, уставился на дверь. На пороге стоял человек с ярко-рыжими волосами, в тяжелом твидовом пальто.

– Чарльз. – Глаза Мэтью превратились в зеленые щелочки. – Клянусь Ангелом. Что он здесь делает?

Джеймс выругался вполголоса. Чарльз протискивался сквозь толпу; пальто его было застегнуто на все пуговицы, и он с неловким видом озирался по сторонам. Видимо, он понимал, что его присутствие здесь совершенно неуместно.

– Надо уходить, – прошептал Джеймс. – Но мы не можем бросить Анну.

– Быстрее отсюда, и спрячьтесь где-нибудь, – велел Мэтью. – Чарльз придет в ярость, если увидит вас здесь.

– А ты как же? – спросила Корделия.

– Он знает, что меня можно обнаружить в самых неожиданных местах, – фыркнул Мэтью, и лицо его превратилось в каменную маску. Глаза сверкали, словно осколки зеленого стекла. – Я разберусь с Чарльзом.

Джеймс довольно долго смотрел на друга. Корделия почувствовала, что они обмениваются какими-то репликами, молча, беззвучно, как это делали парабатаи. Возможно, подумала она, однажды она сама сможет таким образом общаться с Люси; но в тот момент ей казалось, что это какая-то магия.

Джеймс кивнул Мэтью, отвернулся и взял Корделию за руку.

– Сюда, – произнес он и устремился вперед. Корделия повернулась спиной к Мэтью и услышала, как тот громко, нарочито удивленным тоном произносит имя брата. Толпа двигалась, жители Нижнего Мира пятились прочь от Чарльза; Джеймс и Корделия обошли Келлингтона и нырнули в какой-то коридор с алыми стенами.

Пройдя примерно половину коридора, они заметили открытую дверь; табличка на двери гласила: «Комната Шепота».

Джеймс устремился в комнату, увлекая за собой Корделию. Они очутились в полутемном пустом помещении, и он захлопнул дверь. Девушка привалилась к стене, тяжело дыша, и оба принялись озираться по сторонам.

Это было нечто вроде гостиной, или, скорее, кабинета. Стены были оклеены серебристыми обоями с узорами в виде золотых чешуек и перьев. У окна стоял большой письменный стол, размером с обеденный, высокий и широкий; на столе были аккуратно разложены стопки писчей бумаги. Одна стопка была придавлена медной вазой с персиками. Наверное, это рабочий стол Гипатии, подумала Корделия. В камине пылал огонь, судя по всему, волшебный: языки пламени были не оранжевыми, а голубыми и серебристыми. Полупрозрачный дым, прежде чем исчезнуть в трубе, принимал очертания листьев аканфа. По комнате плыл сладкий аромат, напоминавший запах розового масла.

– Как ты думаешь, что здесь понадобилось Чарльзу? – заговорила Корделия.

Джеймс рассматривал книги на полках – ну, а что еще мог делать Эрондейл в чужом кабинете?

– Где ты научилась так танцевать? – произнес он вместо ответа.

Корделия обернулась и удивленно посмотрела на него. Он стоял, прислонившись к книжной полке, и пристально смотрел на девушку.

– В Париже у меня был учитель танцев, – объяснила она. – Мать считала, что обучение танцам помогает приобрести ловкость в бою. Этому танцу, – добавила она, – запрещено обучать незамужних женщин. Однако моему учителю было все равно.

– Ну что ж, хвала Ангелу за то, что ты сегодня отправилась с нами, – сказал он. – Нам с Мэтью точно не удалось бы изобразить нечто подобное.

Корделия улыбнулась через силу. На сцене, во время танца, она представляла себе, что Джеймс смотрит на нее, что он находит ее привлекательной, и при мысли об этом кровь быстрее бежала по жилам, и ее переполняла энергия. А теперь она отвела взгляд от его лица, рассеянно прикоснулась кончиком пальца к столешнице, возле стопки бумаги, на которой стояла медная ваза.

– Осторожно, – воскликнул Джеймс и резко взмахнул рукой. – Мне кажется, это фрукты фэйри. Они не оказывают никакого действия на чародеев – по крайней мере, магического. Но что касается людей…

Корделия отдернула руку.

– Но ведь этим нельзя отравиться?

– О нет, эти фрукты не ядовиты. Но я встречал тех, кто отведал их. Мне говорили, что чем больше их ешь, тем больше тебе хочется, и тем сильнее твои страдания, когда ты не можешь их получить. Но все же… я часто думал: а может быть, незнание того, какой у него вкус – это просто другая форма пытки? Пытка неведением, пытка искушением?

Он говорил легкомысленным тоном, но Корделии показалось, что он смотрит на нее как-то странно – во взгляде его промелькнуло новое, незнакомое ей выражение. Рот его был слегка приоткрыт, и глаза были темнее, чем обычно.

Красота может терзать твое сердце, подобно монстру с железными когтями, подумала она, но она любила Джеймса не за его внешность. Она любила его просто потому, что любила. При этой мысли кровь прихлынула к ее щекам; она снова отвернулась, и в этот момент раздался громкий стук в дверь.

Затем послышался грохот – кто-то пытался вломиться в комнату. Джеймс обернулся, и глаза его вспыхнули. Корделия схватилась за эфес Кортаны.

– Нельзя, чтобы нас застали здесь… – начала она.

Но договорить она не успела. Секунду спустя Джеймс очутился совсем рядом и привлек ее к себе. Обнял ее, слегка приподнял, прижал к себе. Губы его, касавшиеся ее шеи, были нежными и горячими. Она сообразила, что происходит, лишь через мгновение, когда дверь распахнулась, и из коридора донеслись чьи-то голоса. Корделия негромко ахнула и почувствовала, что сердце Джеймса забилось чаще; он запустил правую руку в ее волосы, и его шершавая от шрамов ладонь скользнула по ее щеке. А потом он поцеловал ее в губы.

Джеймс целовал ее.

Она знала, что это не по-настоящему, что это всего лишь игра. Она понимала, что он притворяется, чтобы со стороны показалось, будто они – два существа из Нижнего Мира, у которых любовное свидание в Комнате Шепота. Но это не имело для нее значения. Ничто сейчас не имело для нее значения, кроме того, что он целовал ее; и она задыхалась от невыносимого счастья.

Она обвила руками его шею, приникла к нему. Она чувствовала на лице его дыхание; он целовал ее осторожно, несмотря на то, что движения его рук, поза изображали страсть.

Но она не хотела, чтобы он обращался с нею осторожно. Она хотела безумной страсти, потрясающей душу, хотела, чтобы любовь его была настоящей, отчаянной, гибельной – такой, о какой она мечтала несколько лет.

Корделия приоткрыла рот, почувствовала вкус нежных губ Джеймса, вкус ячменного сахара и пряностей. Со стороны двери послышался нервный смех, и Корделия почувствовала, как напряглась рука Джеймса, обнимавшая ее за талию. Он убрал вторую руку, касавшуюся ее щеки, на затылок, внезапно прижал девушку к себе еще теснее и начал целовать страстно, как будто не в состоянии был справиться с собой. Он наклонился к ней, кончик его языка касался ее губ, и она дрожала всем телом.