Леопард - Ю Несбе

— Спасибо, это все, — сказал Рогер Йендем.

В то время, когда Рогер Йендем засовывал телефон в карман пиджака, Харри полез в куртку за своей трубкой и приложил ее к уху:

— Да?

— Это Бьёрн Холм.

— Вижу.

— Господи. Вот уж не думал, что ты завел список контактов.

— Ясное дело. Можешь чувствовать себя польщенным, ты один из четверых, кого я туда занес.

— А что это у тебя там за шум? Ты вообще-то где?

— Да тут игроки шумят, надеются, это поможет им выиграть. Я на бегах.

— Что?

— В «Бомбей-Гарден».

— А разве это не… тебя туда пропустили?

— Я член клуба. А в чем дело?

— Черт, ты что, ставишь на лошадей, Харри? Тебя Гонконг вообще ничему не научил?

— Расслабься, я здесь, чтобы проверить алиби Аслака Кронгли. По данным его конторы, он был в командировке в Осло, когда были убиты и Шарлотта, и Боргни. Ничего удивительного, он довольно часто бывает в Осло. И я как раз выяснил почему.

— «Бомбей-Гарден»?

— Точно. У Аслака Кронгли большие проблемы — он игрок. Дело в том, что я посмотрел выписки из его кредиток, которые они тут заносят в компьютер. Здесь указано и время, и все прочее. Кронгли четыре раза использовал свою карточку, и, судя по датам, у него есть алиби. К сожалению.

— Ладно. А у них компьютер с бухгалтерской информацией стоит в той же комнате, что и автомат для бегов?

— Что? Тут как раз финишный рывок, говори громче!

— У них… Ладно, забудь. Я звоню, чтобы сказать, что мы нашли сперму на лыжных штанах, которые Аделе Ветлесен носила в Ховассхютте.

— Что? Ты не шутишь? Выходит, скоро мы…

— Скоро мы можем получить ДНК седьмого. Если это его сперма. И единственный способ убедиться в этом — исключить всех других мужиков, которые были в Ховассхютте.

— Нам нужны образцы их ДНК.

— Да, — сказал Бьёрн Холм. — С Элиасом Скугом проблем нет, его ДНК у нас есть. С Тони Лейке хуже. Мы, конечно, всегда найдем ДНК у него дома, но для этого нам нужно решение суда. А после того, что произошло, получить его будет практически невозможно.

— Предоставь это мне, — сказал Харри. — Нам, кстати, нужна и ДНК Кронгли. Даже если он не убивал Шарлотту или Боргни, он мог изнасиловать Аделе.

— О'кей. И как же мы ее получим?

— Он же полицейский, а значит, ему доводилось бывать на месте преступления, — сказал Харри, и заканчивать объяснение ему не пришлось. Бьёрн Холм уже понял. Чтобы избежать недоразумений и путаницы, существовало правило брать отпечатки пальцев и ДНК у всех полицейских, которые были на месте преступления и в принципе могли там наследить.

— Я проверю по базам.

— Хорошо поработал, Бьёрн.

— Погоди. Ты просил тщательно все проверить, если мы найдем форму медсестры. Так мы и сделали. Это по поводу ПСГ. Я проверил, в Осло, в Нюдалене, есть бывшая фабрика, где делали ПСГ. И если она пустует, а седьмой занимался там с Аделе сексом, то, может, мы найдем там семенную жидкость.

— М-м-м… Трахался в Нюдалене, кончил в Ховассхютте. Вот и дотрахался наш седьмой. Говоришь, ПСГ. Это с фабрики «Кадок»?

— Да, а ты откуда…

— У моего приятеля там папаша работал.

— Что? Здесь такой шум?

— Финиш. Созвонимся.

Харри сунул телефон в куртку и сделал полоборота на кресле, чтобы не видеть расстроенных лиц проигравших вокруг зеленого поля. Гораздо приятнее — улыбающееся лицо крупье.

— Поздлавляю, Халли!

Харри встал, надел куртку и взглянул на купюру, которую протягивал ему вьетнамец. С портретом Эдварда Мунка. Значит, тысяча.

— Плавда-плавда, — усмехнулся Харри. — Поставь на зеленую лошадь в следующем забеге. За деньгами зайду как-нибудь потом.

Лене Галтунг сидела в гостиной, глядя на свое двойное отражение в двойных стеклах. Айпод играл «Fast Car»[128]Трейси Чепмен. Эту песню Лене могла слушать без конца, она никогда ей не надоедала. В ней пелось о бедной девушке, которая мечтает сбежать, прыгнуть в быструю машину своего парня и умчаться подальше от такой жизни, от работы за кассой в «Рими», забыть про пьяницу отца, сжечь за собой все мосты. Совсем не похоже на жизнь Лене, и все-таки эта песня — про нее. Про ту Лене, какой она могла бы быть. И какой была на самом деле. Одно из ее отражений в двойном зеркале окна. Обычная серая мышка. В школе она всегда боялась, что однажды дверь в класс внезапно распахнется, кто-то войдет, ткнет в нее пальцем и прикажет: ну хватит, снимай-ка все эти дорогие шмотки. А потом швырнет ей обноски и скажет, что теперь-то все увидят, кто она есть на самом деле — незаконнорожденная. Она так и просидела все эти годы, тихо как мышка, только все поглядывала на дверь и ждала. Прислушивалась к подружкам — не крикнет ли кто, что они ее разоблачили. Застенчивость, страх, стена, которую она возвела вокруг себя, другим казались высокомерием. Лене и сама понимала, что слишком явно разыгрывает роль богатой, успешной, избалованной и беззаботной. Не такая уж она красивая и великолепная по сравнению со знакомыми девочками, с теми, кто мог с самоуверенной улыбкой пропеть: «понятия не имею», прекрасно зная, что то, о чем они не имеют понятия, вовсе и не важно, ведь от них, кроме их красоты, ничего и не требуется. И ей тоже пришлось притворяться. Будто она красива. Великолепна. Выше всех. Но как же она от этого устала! Ей хотелось одного — прыгнуть к Тони в машину, чтобы он умчал ее подальше. Туда, где она станет подлинной Лене, а не этими двумя фальшивыми девицами, которые ненавидят друг друга. Трейси Чепмен пела, что им с Тони удастся туда добраться.

Отражение в окне сместилось. Лене вздрогнула, когда поняла, что там действительно другое лицо. Просто она не услышала, как в комнату вошли. Лене выпрямилась и вытащила наушники.

— Поставь поднос туда, Ханна.

Женщина повиновалась.

— Тебе надо выкинуть его из головы, Лене.

— Прекрати!

— Я просто говорю. Он тебе не пара.

— Прекрати, я сказала!

— Тихо! — Женщина брякнула кофейный поднос на стол, в бирюзовых глазах сверкнули молнии. — Ты должна образумиться, Лене. Нам всем пришлось образумиться, когда обстоятельства того потребовали. Я говорю об этом как твоя…

— Как кто? — фыркнула Лене. — Посмотри на себя. Кем ты можешь мне быть?

Женщина провела руками по белому фартуку, хотела дотронуться до щеки Лене, но та отбросила ее руку. Ханна вздохнула, словно на дно глубокого колодца упала капля. Потом повернулась и вышла. И когда дверь за ней закрывалась, черный телефон перед Лене зазвонил. Она почувствовала, как забилось сердце. С тех пор как Тони исчез, телефон все время был включен и всегда под рукой. Она схватила его: