Легенды о короле Артуре и рыцарях Круглого Стола - Джон Эрнст Стейнбек

Думаю, подобное случалось со всеми мужчинами, когда-либо жившими на Земле. Однако обнародовали это, описали в словах именно авторы романов. И что же с этим делать? Ответ, как водится, лежит на поверхности — причем, пригодный не только для романистов, но и для всех мужчин. Автогерой не способен достичь цели, зато это может сделать его сын. Его безупречный сын, так сказать, плоть и кровь, тот самый, который обладает всеми достоинствами героя, но лишен его недостатков. Итак, Галахад — его дорогой, чистый и неиспорченный сын — успешно справляется с задачей. А поскольку он плоть от плоти Ланселота (а через него — и Мэлори), то выходит, что в лице Галахада этот двуединый герой — Мэлори — Ланселот приобщается к победе, которая была ему недоступна из-за собственных грехов. Вот оно — решение проблемы, о котором я говорю.

Дело обстояло именно так, я в этом абсолютно уверен. Видит Бог, я и сам это неоднократно проделывал в своих произведениях. И это, в моем понимании, сводит на нет все неувязки и несообразности, которые находят в романе ученые мужи. И если ткань повествования «Смерти» изменчивая и неровная, это потому что неустойчивым и переменчивым был сам автор. Иногда в этом человеке вспыхивало пламя, в другие моменты преобладала мрачная мечтательность, а то и гнев. А поскольку романист — аранжировщик, по своему вкусу переделывающий реальность, становится понятной структура произведения. Случается, что писатель выступает в роли учителя, но все же прежде всего он — человек, субъект, которому свойственны все человеческие грехи и добродетели, все страхи и порывы. Я, хоть убейте, не встречал ни одного научного трактата, который бы рассматривал «Смерть Артура» в таком ключе — как историю сэра Томаса Мэлори и его эпохи, как выражение его стремления к добропорядочности, как залог того, что вся история закончится хорошо. Причем свершится это исключительно благодаря его честности, которая не позволяет автору лгать.

Ну вот. Я попытался изложить проблему и способ ее разрешения. И все это снизошло на меня ранним утром, пока я смотрел, как восходящее солнце согревает древние римские стены. И мне хотелось бы знать, насколько правомочными вы оба считаете мои рассуждения. Умом и сердцем я понимаю, что прав, и тем не менее не понимаю, как мог бы доказать это всем остальным. Ведь единственное, что я могу, — это повторить свои мысли вслух, по возможности четко и ясно. Так, чтобы читатель поверил мне и сказал: «Конечно, именно так все и было! Какое еще можно придумать объяснение?»

Пожалуйста, дайте знать, что вы думаете по поводу моего головокружительного прорыва. Прониклись ли вы, хоть отчасти, сознанием моей правоты или это невозможно?

Мне ужасно интересно знать, что вы думаете.

Д. С. ОТ ЭРО

Нью-Йорк, 3 мая 1957 г.

Ваше письмо о Мэлори, которое я получила на этой неделе, одно из самых впечатляющих писем, которые мне доводилось когда-либо читать. Теперь-то Вы наконец обрели почву под ногами. Творческий процесс начался, и я никогда не видела, чтобы он описывался с такой точностью. Время, место, чувство. На сцену выходит писатель-романист.

Это просто замечательно, что Вы вплотную подошли к рассмотрению образа моей любимой Гвиневеры — ею так долго и незаслуженно пренебрегали. Может, Вам и не хочется с ней возиться, но эта женщина действительно была важной частью общей картины.

ЭРО И ЧЕЙЗУ

Флоренция, Италия, 9 мая 1957 г.

Я продолжаю писать вот так, вам обоим, потому что просто не имею возможности отвечать каждому по отдельности. Каждый день хожу в цех литературного творчества, одновременно кропаю свои скудные газетные заметки (которые тем не менее отнимают время) и перерабатываю тот материал, который поставляет мне девушка, работающая в архивах.

Не могу даже выразить, какую радость и облегчение я испытал, узнав, что вы одобряете мой подход к Мэлори. Это придало новый стимул и надежду на благополучное завершение работы — все то, чего мне не хватало прежде. Ваша поддержка позволяет чувствовать твердую почву под ногами. Ваши письма, Чейз, служат мне большим подспорьем, я их постоянно перечитываю. А Вам, Элизабет, я хочу сказать, что тоже осознаю пробел, связанный с образом Гвиневеры. Так уж сложилось, что она всегда была не более чем символом — в то время, как ей полагается быть дамой. Я перелопатил огромное количество литературы, посвященной женщинам в Средние века, и полагаю, что понял, почему современные ученые рассматривают ее только в качестве символической фигуры. Просто в те времена к женщинам относились по-другому. Достаточно почитать, что пишут средневековые авторы о жизни женщин. Поверьте, это сквозит в каждой фразе! Особенно четко это ощущается у Бальдини. Наверняка Мэлори тоже стоял на сходных позициях. Чейз, я вполне понимаю Вашу мысль относительно того, что невозможно примирить между собой ученую братию. Я мог бы посвятить целую главу перечислению пунктов, по которым они на протяжении столетий расходятся во мнениях. Черт, у меня такое чувство, что сейчас я мог бы написать главу о чем угодно. Право, не знаю, куда все движется, но это не мешает мне ощущать вкус к делу. Я проникся общей атмосферой и считаю, что это всего лишь начало, истинное начало. И мне кажется, что моя установка на освоение как можно большего материала верна. Я знаю, это окажется полезным для книги. При наличии некоторого количества времени, а также природного чутья это должно дать результат в виде чего-то стоящего. По крайней мере, так всегда бывало. В какой-то миг все, что прежде существовало на уровне чувств, начинало облекаться в мысли. Хотя сейчас я бы предпочел оттянуть этот миг. Пусть они еще поварятся.

ЧЕЙЗУ

Флоренция, Италия, 17 мая 1957 г.

Прошлый вечер я провел у профессора Армандо Сапори. Он уже в возрасте и к тому же болеет, но тем не менее пригласил меня в гости. Я опасался его утомить, а посему несколько раз за вечер порывался уйти, но он каждый раз меня останавливал. К сожалению, профессор не говорит по-английски, но там был один из его студентов, парень по имени Джулио Фосси. Он переводил, когда возникала необходимость. Профессор такой эрудированный человек и так просто все излагает, что я и сам почти все понимал. Когда слушаешь его, Средневековье оживает — Амальфийская лига, начало Возрождение, возвращение греческого мышления и прежде всего идеи города-коммуны. Все пришло не напрямую из Греции, а через арабов — большей частью попало в Рим после крестовых походов вместе с рабами-сарацинами.

На днях просмотрел перевод Саути в издании Стрейчи. Там все здорово подчищено — чтобы книгу можно было безбоязненно давать подрастающим мальчишкам. Вы полагаете, для нас это приемлемо? Вообще-то перевод неплох, но я никогда бы не стал ради мальчиков вымарывать «опасные» места. Они не возблагодарят Господа за то, что мы пытаемся их охранять.

ЧЕЙЗУ И ЭРО

«Гранд-отель», Стокгольм, Швеция, 4 июля 1957 г.

Я приступил к письму, и теперь у нас наконец появился хоть какой-то план. Начнем мы с Лондона. Если мы выедем 15 июля в северном направлении, то у нас будет в запасе десять дней. Мы сможем проехать по Уорикширу до самого Вала, а после того, как передадим наши поклоны старине Адриану, двинемся потихоньку вниз, на запад — посмотреть на Уэльс; посетим Гластонбери, Тинтагель и т. д.