Тузы за границей - Мелинда М. Снодграсс

– Hдnde hoch! – крикнул человек, стоявший рядом с фургоном, который преграждал им путь. – Руки вверх!

Джонс опустил большую ладонь на плечо Хартманна и придавил его к полу. Затем осторожно, боясь раздавить, перебрался через сенатора и налег всей своей тяжестью на дверцу. Металл застонал и поддался, в то время как Блюм, действовавший более традиционным способом, поднял рычажок на своей дверце, чтобы отключить блокировочный механизм, повернул его на себя и плечом открыл дверцу. Он вскинул короткоствольный пистолет-пулемет, вцепившись левой рукой в переднюю рукоятку, прицелился из-за дверцы, и в этот миг Грег крикнул:

– Не стрелять!

Молот уже мчался к фургону. Террорист, который застрелил Мёллера, наставил на него свое оружие с пустым магазином, нажал на спусковой крючок, шутовски изобразил панику. Джонс несильно приложил его тыльной стороной руки. Нападавший отлетел назад, ударился о стену здания и остался лежать на тротуаре.

Время растянулось, как струна. Джонс присел на корточки, просунул руки под фургон. Поднатужился и распрямился с машиной в охапке. Водитель завопил от ужаса. Туз перехватил фургон поудобнее и поднял его над головой, как будто это была не особенно тяжелая гантель.

Из второго фургона вырвалась автоматная очередь. Пули превратили спину пиджака Джонса в решето. Он пошатнулся, едва не потерял равновесие, неловко обернулся, описав полукруг фургоном, который так и держал над головой. Тогда несколько террористов выстрелили разом. Он поморщился и упал навзничь.

Фургон придавил его сверху.

Водитель лимузина открыл дверцу со своей стороны; в руках у него был маленький черный Р7. Блюм дал короткую очередь по второму фургону. Девятимиллиметровые пули пробили в металле аккуратные отверстия; какой-то человек шарахнулся в сторону – джокер, понял Хартманн. Да что это за чертовщина?

Он пригнул голову и ухватил Блюма за фалду пиджака. Машина содрогнулась от ударов пуль. Водитель вскрикнул и вывалился из машины. Сенатор услышал, как кто-то закричал по-английски:

– Прекратите огонь!

Грег озвучил это требование Блюму, полицейский обернулся к нему.

– Есть, сэр.

В тот же миг автоматная очередь прошила открытую дверцу; дождем брызнуло стекло, и Блюма бросило на сенатора.

Ронни распластался по спинке водительского сиденья.

– О боже, – простонал он. – Боже правый!

Он выскочил из машины там, где Джонс высадил дверцу, и бросился бежать; бумаги, разлетевшиеся из раскрытого портфеля, окружили его стаей белых чаек.

Террорист, которого Молот шваркнул о стену, пришел в себя настолько, что смог подняться на колено и вставить еще один магазин в свой «калашников». Он вскинул автомат к плечу и судорожной очередью разрядил его в помощника сенатора. Изо рта Ронни вырвался крик пополам с кровью. Он пошатнулся и рухнул.

Хартманн скорчился на полу в полупаническом, полуэкстатическом трансе. Блюм умирал, держась за его руку, края пулевых отверстий в его груди смыкались и размыкались, как губы кровопийц-ламий, его жизненная сила аритмическим прибоем утекала в сенатора.

– Больно, – сказал полицейский. – Мама, пожалуйста, мама…

Он умер. Грег дернулся, как пригвожденный гарпуном тюлень, – остатки жизни умирающего хлынули в него.

Там, на улице, его молодой помощник пытался ползти на руках, оставляя за собой на тротуаре кровавый след. Террорист, изрешетивший его пулями, небрежной походкой подошел вплотную к нему, вставил в автомат третий магазин. Ронни сощурил на него беспомощные глаза. Хартманн отстраненно вспомнил, что его помощник отчаянно близорук и без очков практически ничего не видит.

– Пожалуйста, – сказал Ронни, и изо рта у него потекла кровь. – Пожалуйста.

– Вот тебе Negerkuss, – сказал террорист и всадил ему пулю в лоб.

– Боже милостивый, – пробормотал сенатор.

Чья-то тень накрыла его, тяжелая, словно труп. Он поднял обезумевшие глаза на силуэт, черневший на фоне серого неба. Чьи-то пальцы ухватили сенатора за руку, электрический разряд сотряс все его тело, и сознание разорвалось в озоновой судороге.

Снова став материальным, Маки вскочил на ноги и сдернул с головы лыжную маску.

– Ты стреляла в меня! Ты же могла меня убить! – заорал он на Аннеке. Лицо у него было почти черным.

Она лишь рассмеялась.

Мир навалился на Маки во всем своем фотографическом разноцветье. Он двинулся на нее, руки у него завибрировали, как вдруг какой-то шум за спиной заставил его обернуться.

Карлик вцепился в дульный гаситель еще не остывшего автомата Ульриха и исполнял партию Маки, ну разве что с небольшими вариациями.

– Ах ты, тупица несчастный, ты мог убить его! – орал он. – Ты мог угробить этого чертова сенатора!

Ульрих дал ту последнюю очередь, которая уложила легавого с заднего сиденья лимузина. Он, штангист, едва удерживал в руках свое оружие, за которое с поразительной силой дергал карлик. Они кружили на одном месте, фыркая друг на друга, как два кота. Маки невольно расхохотался.

Молния подошел к нему сзади, коснулся плеча рукой в перчатке.

– Брось. Надо уходить, и быстро.

Маки выгнулся дугой навстречу прикосновению, словно кошка. Но его злость уже прошла. Аннеке тоже смеялась над телом человека, которого только что прикончила, и он не мог не присоединиться к ней.

– Negerkuss, ты сказала: «Вот тебе Negerkuss». Ха-хаха. Вот умора.

«Поцелуй негра» – так назывались маленькие печеньица, покрытые шоколадом. Еще смешнее было то, что, как ему говорили, «Поцелуй негра» был фирменным знаком одной группировки из тех времен, когда все они, кроме Вольфа, были совсем маленькими.

То был нервный смех, смех облегчения. Он уже подумал, что все пропало, когда этот скот выстрелил в него; он увидел наведенное на него дуло пистолета как раз вовремя, чтобы выключиться, и внутри у него забурлил черный гнев, и ладонь, казалось, сама завибрировала, твердея, от желания вогнать ее в глотку этому легавому, чтобы он почувствовал ее гудение, ощутить, как горячая кровь течет по руке и ее брызги окропляют лицо. Но ублюдок уже сдох, теперь уже слишком поздно…

Он снова забеспокоился, когда негр поднял фургон, но товарищ Ульрих застрелил его. Американец был силен, однако пули уложили его. Маки нравился товарищ Ульрих. Он так уверен в себе, такой мужественный и мускулистый. Его любят бабы; Аннеке вон так к нему и липнет. Не будь Маки тузом, он, может, даже позавидовал бы ему.

У самого Маки пистолетов не водилось. Он терпеть их не мог, и потом, у него не было необходимости в оружии – разве можно придумать оружие лучше его собственного тела?

Американский джокер по прозвищу Скребок пытался вытащить из лимузина обмякшее тело Хартманна.

– Он мертвый? – спросил Маки по-немецки, поддавшись внезапному приступу паники. Карлик отпустил дуло автомата Ульриха и дикими глазами уставился на машину. Ульрих едва не упал от неожиданности.