Крылья - Юрий Нестеренко

Вот теперь, вскочив с мечом в руке, я могла продолжать разговор на равных. И даже более чем, ибо наконец поняла, как использовать крылья в ближнем бою. Это было что-то вроде вдохновения…

Четверо стражников валялись вокруг, мертвые или серьезно раненные, еще один, уворачиваясь от моего меча, сорвался с обрыва в воду. Последний из шести предпочел бежать; спасались бегством и его сограждане, израсходовавшие боезапас, а за ними, размахивая широкими прямыми мечами, гнались десантники с корабля. Издав грозный боевой клич, я помчалась с бугра, присоединяясь к погоне. Точнее, возглавив ее, ибо была ближе к дорготцам, чем приплывшие.

Мною двигала не только жажда мести. Я не знала, как эти корабельщики относятся к крылатым, но собиралась зарекомендовать себя с лучшей стороны. Конечно, вздумай я сейчас просто убежать в лес, вряд ли кто-то стал бы мне препятствовать. Но бегать голой зимой по лесам, пусть даже и с мечом, — нет уж, как говорят в Ранайе, предложите это своей йупе.

Расстояние между мной и врагами довольно быстро сокращалось. Бегать босиком по пересеченной местности не слишком удобно, зато мне не приходилось путаться в полах тяжелой хламиды. Готовясь к бою, гантрусы, конечно, одеваются удобнее, но в данном случае даже на стражниках были длинные церемониальные наряды. Первым я настигла одного из зевак — громко пыхтевшего коротышку. Я рубанула его мечом и побежала дальше, не останавливаясь. Мелькнула мысль забрать его одежду, хотя бы обувь, но — некогда, надо перебить врагов, прежде чем они добегут до ворот Доргота! Еще один любитель смотреть на казни крылатых упал с разрубленным плечом. А вот и один из чиновников… Получай, тварь!

Первые крики агонии лишь подхлестнули бегущих, но вот кто-то из стражников догадался обернуться и увидел, что основные силы врага еще далеко, а урон арьергарду наносит всего лишь та самая крылатая девчонка, которую они только что чуть не утопили. Он крикнул об этом и остановился, разворачиваясь. Он не видел, как я орудовала на бугре, и рассчитывал справиться со мной один.

Наши клинки скрестились сперва в верхней, потом в нижней позиции. Тут-то я хлестнула его крылом по глазам, а когда он инстинктивно зажмурился и отшатнулся, нанесла ему прямой колющий в грудь.

Обернувшись на мгновение, я отсалютовала мечом своим потенциальным друзьям и побежала догонять врагов.

На этот раз меня попытались остановить сразу трое. Первый, правда, атаковал решительно, надеясь покончить со мной одним ударом. Удар был действительно страшной силы — я бы не смогла его парировать, но для такого удара ему потребовался слишком широкий замах, так что я десять раз успела вычислить направление и легко уклонилась, тут же перерубив ему кисть мечом, а в следующий миг мой клинок перерезал горло противника. Но двое других были опытнее и задали мне серьезную задачку. Как чертовски прав был отчим, заставлявший меня учиться меч-ному бою!

Я успевала парировать удары нападающих на меня гантрусов, но мне не удавалось выбрать удобный момент для атаки. Я перехватила меч левой рукой — во-первых, правше труднее биться с таким противником, а во-вторых, честно говоря, правой уже требовался отдых. Все-таки в последнее время у меня было не слишком много возможностей для тренировок! Однако мне удалось выбить меч у одного из противников, и он предпочел обратиться в бегство, заметив приближающихся корабельщиков. Второй не успел защитить внезапно открывшийся бок, и я достала его в бедро. Он оступился, потом запрыгал на одной ноге в сторону; я оставила его корабельщикам, сделав еще один рывок за убегающими. С учетом урона, нанесенного мной и стрелками с корабля, их осталось менее тридцати. Однако последняя стычка отняла у меня достаточно много времени и шансов догнать еще кого-нибудь было мало. Разве что того, который бежал, потеряв оружие, но он вдруг вильнул вправо и понесся в сторону леса, справедливо рассудив, что за ним одним погони устраивать не будут.

Городские стены были уже близко, и стражники в городе не могли не понимать, что происходит. Но они, очевидно, не хотели лишать бегущих шанса, поэтому ворота оставались открытыми. Я слышала за спиной тяжелый топот почти нагнавших меня союзников.

Я не знала, успеем мы ворваться в город на плечах беглецов или нет, но дорготский командир, как видно, решил, что успеем. И предпочел выслать нам навстречу своих бойцов. Правда, лишь два десятка — больше, очевидно, за столь короткий срок было не собрать, но они, должно быть, рассчитывали на помощь бежавших от нас стражников и подкрепление из города. Судя по неоднородной одежде, среди них были и городские стражники, и ополченцы. У половины из них были пистолеты, но гантрусы не стреляли, боясь попасть в своих.

Меня обогнали слева и справа, и через несколько мгновений бойцы с обеих сторон схлестнулись у ворот. Я оказалась в самом центре схватки. Где-то рядом грохнуло несколько выстрелов, кто-то застонал, кто-то рухнул мне прямо под ноги, веером разбрызгивая по снегу кровь, но мне уже было не до того — я рубилась на мечах с очередным врагом и не могла отвлекаться по пустякам. Мой противник, впрочем, сидел в глухой обороне; похоже, я внушала ему трепет. И немудрено. Нагая, с окровавленным мечом, с распахнутыми крыльями, с ног до головы забрызганная кровью я, должно быть, представляла собой впечатляющее зрелище. Жаль, что поблизости не было художника, ищущего модель для богини войны…

Схватка у ворот была жаркой и стремительной. Подкрепление к защитникам подошло, но запоздало. Мы уже ворвались внутрь и продолжали теснить противника в глубь улицы. Нас встретили мушкетным огнем сверху, с висячей галереи. Но тут уже и корабельщики наконец пустили в ход огнестрельное оружие. Поскольку оборонявшиеся могли разместиться на галерее лишь в один ряд, а нападающие на улице — в несколько, в перестрелке дорготцы проиграли. После чего все кончилось. Уцелевшие защитники города побросали оружие, признавая свое поражение, — немудрено, ведь их потери вместе с ранеными составили почти четыре десятка аньйо! Для небольшого городка число огромное; только офицер, одержимый безумием брачного сезона, решился бы продолжать бой. Теперь, очевидно, между градоправителем и предводителем нападавших должны были состояться переговоры о контрибуции.

Но этого я уже не увидела. После того физического и психического напряжения, что я пережила, силы вдруг оставили меня. Меч безвольно опустился; я пошатнулась и ухватилась за чье-то плечо, чтобы не упасть. У меня мягко отобрали оружие, и чьи-то сильные руки подняли меня, как ребенка, — что вовсе не показалось мне унизительным. Вскоре я уже лежала на этих руках, укутанная в нагретую чужим теплом безразмерную куртку, пахнущую кожей, и доверчиво обнимала чужеземного воина за шею. Потом меня куда-то несли…

Дальнейшее помню смутно. Помню, как лежала, завернутая в теплый, приятно щекочущий голое тело мех, и чьи-то крепкие горячие ладони растирали мои замерзшие ступни, а у меня не было ни сил, ни желания даже открыть глаза, и я лишь тихо урчала от удовольствия. Помню сладкое душистое питье, согревавшее изнутри, — должно быть, там присутствовал алкоголь, но на вкус он совершенно не ощущался. Помню красивую песню на незнакомом языке, которую напевал мужской голос у моего изголовья. Помню мягкое покачивание и уютное поскрипывание плывущего корабля…