Убийца Войн - Брендон Сандерсон

Вивенна обернулась мгновенно, удивившись себе. Рассудок помутился, но тело бодрствовало. Защитный инстинкт сохранился.

Она стояла в узком переулке, не отличавшемся от тех, в которых проблуждала весь день. Она старалась не выходить из трущоб, решив, что Дент рассчитывает на ее бегство в открытый город. Наемник знал его лучше, чем принцесса. В своем помрачении она вообразила, будто лучше остаться в тихом замусоренном квартале.

Позади нее, оседлав небольшой штабель ящиков, сидел человек. Невысокий, темноволосый, в типичном местном наряде – тряпье разной степени изношенности.

– Ты наделала много шума, – сказал этот тип.

Она стояла молча.

– Женщина, шляющаяся по трущобам в красивом белом платье. Глаза темные, волосы белые и растрепанные. Если бы не недавняя облава, которая всех напугала, тебя засекли бы еще несколько часов назад.

Мужчина казался смутно знакомым.

– Ты идриец, – прошептала Вивенна. – Ты был здесь, в толпе, когда я встречалась со здешними заправилами.

Он пожал плечами.

– Тогда ты знаешь, кто я, – сказала она.

– Ничего я не знаю. Особенно того, что может причинить неприятности.

– Ты должен мне помочь. Пожалуйста. – Вивенна шагнула вперед.

Он спрыгнул с ящиков, в руке блеснул нож.

– Помочь тебе? – спросил. – Я помню твой взгляд, когда ты явилась на встречу. Ты смотришь на нас как на пыль под ногами. Точняк как халландренцы.

Она отшатнулась.

– Прорва народа видела, как ты слоняешься, словно призрак, – продолжил мужчина. – Но где тебя найти, никто, похоже, не знает. Иные кварталы так и прочесывают.

«Дент, – подумала Вивенна. – Чудо, что я еще на свободе. Надо что-то предпринять. Хватит бродить. Пора найти убежище».

– Сдается мне, рано или поздно тебя кто-нибудь да найдет, – заметил идриец. – Поэтому я стану первым.

– Пожалуйста, – прошептала она.

Он поднял нож:

– Я тебя не сдам. Ты достойна хотя бы этого. К тому же я не хочу привлекать к себе внимание. Но твое платье… За него прилично заплатят, даже за рваное. Эта тряпка прокормит мою семью не одну неделю.

Она замешкалась.

– Крикнешь – я тебя прирежу, – сказал он спокойно. – Это не угроза. Лишь неизбежность. Платье, принцесса. Без него будет лучше. Это на платье все пялятся.

Она же прикидывала, использовать ли дох. Но вдруг не получится? Она не могла сосредоточиться и опасалась, что команды не сработают. Вивенна колебалась, но занесенный нож убедил ее. И вот, глядя перед собой и сама не своя, она расстегнула пуговицы.

– На землю не бросай, – предупредил мужчина. – Уже и так достаточно грязное.

Она сняла платье и задрожала, оставшись в лосинах и нижней рубашке. Идриец забрал платье, ощупал и заглянул в потайной карман. Извлек веревку и, помрачнев, отшвырнул ее в сторону.

– Что, денег нет?

Она тупо покачала головой.

– Лосины. Они ведь шелковые, да?

Рубашка доходила до середины бедер. Вивенна нагнулась, стянула лосины и подала их мужчине. Тот взял, и она заметила, как в его глазах промелькнула алчность… и что-то еще.

– Рубашку, – помахал он ножом.

– Нет, – тихо ответила она.

Он шагнул вперед.

Внутри ее что-то щелкнуло.

– Нет! – выкрикнула Вивенна. – Нет, нет, НЕТ! Забирай свой город, цвета, одежду – и убирайся! Оставь меня в покое! – С плачем она упала на колени и принялась горстями втирать в рубашку грязь и помои. – На! Хочешь – сними ее с меня! И продай такую!

Идриец, вопреки своим угрозам, замялся. Он огляделся, затем прижал дорогую ткань к груди и стремительно скрылся.

Вивенна осталась на коленях. Откуда взялось столько слез? Плача, она свернулась в клубок, безразличная к грязи и мусору.

* * *

Она так и лежала, пока не пошел дождь – мглистый и ласковый, как всегда в Халландрене. Ее целовали в щеку капли, по стенам бежали ручейки.

Она была голодна и измучена. Но дождь немного прояснил голову.

Нужно идти. Грабитель был прав: платье только мешало. В рубашке она чувствовала себя голой, особенно теперь, когда та намокла, но ей попадались в трущобах женщины в таком же скудном облачении. Пора продолжить путь и примкнуть к многочисленным бродягам, что обитают в здешней мерзости.

Вивенна подползла к мусорной куче, из которой торчала какая-то тряпка. Вытянула наружу грязную, вонючую шаль. Или, может быть, коврик. Не важно. Она плотно закуталась в нее и прикрыла грудь, чтобы придать себе вид скромницы. Попробовала вернуть черный цвет волосам, но те не подчинились.

Она села, погрузившись в слишком глубокую апатию, чтобы расстроиться. Вместо этого попросту втерла в волосы грязь, и белые локоны стали тошнотворно коричневыми.

«Все равно они чересчур длинные, – подумала она. – С этим надо разобраться. Они выделяются. Никакая нищенка не отпустит таких – трудно ухаживать».

Она двинулась прочь из переулка, затем остановилась. Шаль, оказавшись на ней, сделалась ярче.

«Дохи. Меня немедленно заметит любой, кто достиг первого повышения. Мне не укрыться в трущобах!»

Нехватка доха, посланного в веревку, еще ощущалась, не говоря о том, что она потратила на плащ Тонка. Но большая часть осталась при ней. Вивенна съежилась у стены, чуть снова не впав в прострацию, обдумывая свое положение.

И тогда кое-что поняла.

«В погребе ко мне подкрался Тонк Фах, и я не уловила его доха. Как и Вашера, когда тот притаился в моей комнате».

Ответ предстал до нелепого простым. Она не ощущала доха в своей веревке. Вивенна подобрала ее и обмотала вокруг лодыжки. Затем расправила перед собой шаль. Вещь выглядела донельзя убого – истрепана по краям, первоначальный красный цвет едва пробивался сквозь глубоко въевшуюся грязь.

– Моя жизнь – к твоей, – повторила Вивенна слова, которых добивался от нее Дент. – Мой дох – стань твоим.

То же самое произнес Лемекс, когда отдавал ей дох.

Получилось и с шалью. Дох Вивенны, весь целиком, вылетел из тела и вошел в ткань. Это не было командой – шаль ничего не смогла бы сделать, но дох, оставалось надеяться, пребудет в безопасности. Материя не сумеет распространять ауру.

Опустошение. Вивенна чуть не упала, лишившись всего. Если раньше она чувствовала вокруг себя город, то теперь все замерло. Как будто выключили звук. Город омертвел.

Или, может быть, омертвела сама Вивенна. Превратилась в бесцвет. Она медленно выпрямилась, дрожа под изморосью, и стерла влагу с глаз. Затем запахнулась в шаль со всеми дохами и шаркающей походкой побрела прочь.