Скандинавский детектив - Дагмар Ланг
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
— Полагаю, у меня кусок найдется, — спохватился доктор. — Подождите, я попробую…
Подгоняемый протестующими воплями фру Эркендорф, он привязал к сломанному багру кусок шнура и попытался набросить петлю на пакет. Четвертая попытка оказалась удачной.
— Есть! — воскликнул он. — Сейчас я подтяну его к мосткам. Вот он!
Доктор гордо вернулся с добычей на берег.
— Разрешите, я взгляну! — попросил Пауль и отпустил фру Эркендорф.
Доктор подал ему пакетик, но Пауля занимало только орудие, которым доктор его выловил. Серый шнур был привязан к сломанному багру двойным узлом; на другом конце шнура — простой скользящий узел на удавке.
— Значит, так, — констатировал Пауль. — Убийство не было задумано заранее.
— Убийство?
Доктор удивленно взглянул на Пауля, потом на петлю и медленно начал бледнеть.
— Такими же узлами был завязан шнур, которым вы совершили убийство, — констатировал Пауль, — а шнур лежал у вас в кармане.
Двери лодочного сарая рядом с ними распахнулись, и оттуда вышел сержант Стромберг.
— Тем шнуром, — продолжал Пауль, — был перевязан ящик с кипятильником, который вы в тот день получили со склада Викторсона. Некоторые имеют такую привычку — прятать шнур в карман. К ним относитесь и вы, доктор Скродерстрем.
Сержант взглядом специалиста окинул петлю, которой доктор выловил пакетик.
— Мне нужно с вами побеседовать, доктор Скродерстрем, — буркнул он. — Машина стоит там, у леса. Пойдемте со мной!
От неожиданного потрясения доктор буквально сломался. Словно пьяный, ведомый под руки сержантом и Джо он направился в сторону леса.
Тут к ним подошла и Лена Атвид. Пауль обменялся с ней понимающим взглядом, потом повернулся к фру Эркендорф.
— Мой низкий поклон, фру Эркендорф. — Свою роль вы сыграли потрясающе.
Фру Эркендорф была явно потрясена происшедшим, но взяла себя в руки и слегка улыбнулась Паулю.
— Вы и не представляете, какой малости не хватило, чтобы я не свалилась в воду, когда меня окликнул доктор.
4
Джо постучал в дверь номера Пауля и вошел.
— Сержант вас поздравляет и сообщает, что доктор уже во всем сознался. Добрый день, Остлунд.
Местный репортер «Окружных вестей» кивнул в ответ.
— Привет, Джо! Значит, он сразу сознался? Я как раз зашел спросить, как вы его выследили.
Прошло полтора часа с тех пор, как они покинули пристань. Пауль не забыл о верном помощнике и пригласил Остлунда, чтобы хотя бы частично рассказать ему о случившемся.
— Полагаю, Остлунд имеет право узнать, чем дело кончилось, — пояснил Пауль. — А если виновный уже сознался, мне ничто не мешает рассказать ему все.
Джо топтался в дверях.
— Простите, мне не хотелось бы навязываться, но…
— Вы тоже хотите послушать? Ну, разумеется, если вам интересно, — согласился Пауль и гостеприимным жестом указал на единственный свободный стул. — Разберемся во всем по порядку и с самого начала.
Пауль оперся о подлокотник кресла и уставился на единственную висевшую в номере картину — романтический пейзаж, залитый лучами заходящего солнца.
— У доктора была жена, к которой он был очень привязан. Жена его была неизлечимо больна, и, хотя доктор делал все, что мог, спасти ее было невозможно. Она умерла, доктор остался один, измученный и практически разоренный.
Остлунд кивнул.
— Жизнь для него утратила всякий смысл, — продолжал Пауль. — Правда, это касается жизни других, за собственную люди цепляются до последнего. Остлунд рассказывал мне, как доктор лечил бедную старую деву Анну Мари Розенбок, и его отношение к ней нельзя назвать иначе, как полное равнодушие. Он выписывал ей таблетки от ревматизма, которые для стариков опасны, потому что снижают сопротивляемость инфекциям. А когда она потом вдруг заболела инфекционной ангиной, доктор лечил ее такими средствами, которые давно уже не употребляют. Теплые компрессы на шею и бог весть что еще вместо инъекций антибиотиков, которые немедленно назначил бы добросовестный врач. После двух дней подобного лечения старушка померла, а доктор унаследовал после нее приличную сумму.
— Ведь это убийство! — не выдержал Джо.
— Я не берусь оценивать его поведение, но врачебная комиссия такое лечение наверняка бы не одобрила, уж это точно. Возможно, он думал, что это неважно. Ведь он никому не навредил, кроме несчастной старой девы, и не было ни одного свидетеля, кроме старухи медсестры, которая вскоре отправилась в богадельню. А знакомые ей приемы лечения были не менее старомодными.
— Полагаю, вы правы, — кивнул Остлунд.
— Когда я говорю, что он никому не навредил, это мнение скорее доктора, чем мое. Как оказалось позднее, его приятель Боттмер понес от этого неслыханный ущерб. Весьма возможно, если доктор знал, как все произошло, его мучила совесть, но эти муки быстропроходящие. Время шло, и ничего не происходило. Но только до тех пор, когда Боттмер вдруг совершенно неожиданно не появился у него в приемной.
— Доктор сам говорил, что был растерян, — напомнил Джо.
— Для этого было немало причин. Особенно когда Боттмер спросил адрес медсестры, которая ухаживала за фрекен Розенбок.
— Он, в самом деле, спрашивал? — удивился Джо. — Херр Кеннет, откуда вы знаете?
— Вы сами мне сказали. — Пауль добродушно усмехнулся молодому полицейскому. — Рассказывали, как вскоре после этого Боттмер пришел в аптеку и спросил адрес новой медсестры. Но вопрос он начал так: «Я только что узнал, что сестра Ида отсюда уехала». Только что услышал — значит от доктора.
— Ну ладно, — согласился Джо, — теперь я не удивляюсь, что доктор был растерян.
— Ну а как же? Когда тот, у кого были все основания отомстить за свои страдания, пришел и спрашивает у преступника адрес единственного свидетеля!
— Это выглядит слишком уж театрально, — поморщился Остлунд.
— Боттмер, видимо, не знал, в какую угодил историю, — ответил Пауль. — И, возможно, так никогда и не узнал. Доктор ему ответил, что сестру Иду поместили в богадельню и что она уехала из города. Про их разговор мы больше ничего не знаем, а возможно, они больше и не разговаривали. Доктор выписал Боттмеру снотворное, тот ушел, а доктор наверняка прожил очень беспокойный вечер. Наконец он решил, что навестит своего пациента.
В комнату вошла Лена Атвид. Джо встал и освободил ей место, но Лена отказалась и устроилась на постели.
— Я уже собралась, — сообщила она. — А вы до чего добрались?
— До вечернего визита доктора к пациенту.
— Я бы сказала, — добавила Лена, — что доктор наверняка заметил, как Боттмер возбужден и обескуражен, и потому выписал ему снотворное в надежде, что тот сам наложит на себя руки.