Машина бытия - Фрэнк Герберт

Сэм и Сиукурнин слились воедино. Сэм-Сиукурнин (цепь эгопамяти плюс икс) лежал в значимом ядре вибраций в больничной палате. Ни одна «составляющая» не могла бы отменить произошедшее – да и не хотела. О, поначалу Сэм упорствовал. Что ж, это вполне естественно. Но Сиукурнин дал понять, что плоть сопротивляющегося хозяина можно испепелить, не останавливая процесса слияния. (И все выставленные напоказ воспоминания доказывали это!) Воспоминания о других захватах тоже были весомым аргументом.

Это ужасно скучный процесс – хотя, разумеется, не для новой формы жизни с ее увлекательными вибрациями.

И теперь вы знаете, как это происходит. Это не больно (не считая легкого шока в самом начале). Это не вредит сознанию хозяина. И этому нельзя противостоять.

На самом деле все это пишется в надежде, что вы поймете (какое странное сенсорное деление), что противостоять этому – глупо.

Противостоять бессмысленно.

Нельзя бороться с неизбежностью.

К тому же вы поймете, что слияние – очень полезный опыт. А если задуматься, вы встречаете нас не в первый раз (хотя мы никогда не появлялись в таком количестве, как во время данной миграции). У вас ведь есть легенда о фениксе. Согласно вашей легенде, это была огромная красно-золотая «птица», которая возвращалась в Гелиополис в Древнем Египте каждые пятьсот лет (нормальная продолжительность жизни для тела Сиукурнина) и там возрождалась из собственного пепла.

Разумеется, плоть мертвого хозяина необходимо испепелить, чтобы освободить сеть Сиукурнина для «полета радости». Представлять феникса «птицей» – значит несколько упрощать дело, вы же понимаете. Но мы уверены, что вам понравятся полет и процесс создания нового яйца – особенно когда вы обретете полное чилитигишское самосознание.

В то утро, когда проблема космического скафандра свалилась на голову агентства, Гвен Эверест завтракала в привычном автоматизированном ресторане с изолированными местами, который посещали по большей части одинокие девушки. Ее заказ выскочил из отверстия в столе, и проецируемое на столешнице меню тут же переключилось на рекламу новейшего «Толковательного телелога» Интердормы.

«Ваш личный переводчик снов! Тайный компаньон при любом неврозе!»

Гвен смотрела на слова размером в дюйм, танцующие над ее жареной яичницей. Эту рекламу написала она сама. Завтрак под рекламным объявлением вдруг показался ей безвкусным. Она отодвинула от себя тарелку.

На горизонтальном эскалаторе по дороге в Манхэттен рядом с ее ухом летел юсикер, чувства его робофлайера были запрограммированы на ее восприимчивость. Он рекламировал годовой запас Герамила – «напитка для завтрака, помогающего ЖИТЬ дольше!»

В то утро Гвен Эверест придумала новый рекламный ход: страхование жизни с премиальными выплатами в первый год – «совершенно БЕСПЛАТНО, если вы примете это предложение прямо сейчас!»

Вдруг рассердившись, она повернулась к робофлайеру и прошептала кодовую фразу, которую вызнала у инженера, обслуживающего эти штуки. Робофлайер метнулся вверх, внезапно сбившись с траектории, и врезался в стену.

Маленькая прореха в ее контроле. Начало.

В частном коридоре, ведущем в исполнительные офисы компании «Синглмастер, Хакстинг и Бэттлмонт», Гвен поджидали экспонаты недавней рекламной кампании клуба «Религия месяца». Она прошла через весь спектр адекалей, макетов, лозунгов, проекций, катушек. Работа.

«Подпишитесь сейчас и получите три святыни совершенно БЕСПЛАТНО! Полный текст Черной мессы плюс Сокращенный мистицизм!»

Ей пришлось пройти через адекаль, заявлявший: «Не будьте спасены лишь наполовину! Верьте во все! Вы уверены, что африканское колдовство банту – не Истинный Путь?»

На повороте коридора маячила эротическая графика со стимулирующими плоть приспособлениями и вещала вкрадчивым голосом: «Обрети мир через тантризм!»

От вида ее у Гвен по коже пробежали мурашки.

Гвен скрылась у себя в кабинете и рухнула за стол. С нарастающим ужасом она поняла, что сама либо написала, либо приложила руку к написанию каждого слова, к производству каждой рекламной идеи в этом коридоре.

Интерфон у нее на столе пропел:

– Доброе утро.

Она ударила по переключателю затемнения, чтобы не дать прибору воспроизвести изображение. Чего ей сейчас совсем не хотелось, так это видеть кого-нибудь из коллег.

– Кто это? – рявкнула она.

– Гвен? – Этот голос ни с чем не перепутаешь: Андрэ Бэттлмонт, нижнее имя на тотеме агентства.

– Чего тебе? – спросила она.

– Наша Гвенни сегодня с утра не в духе, да?

– О Фрейд! – Она оборвала связь, наклонилась вперед, опираясь локтями о стол, и уронила голову на руки.

«Ничего не поделаешь, – подумала она. – Мне сорок восемь, я не замужем, и я одно из главных лиц в индустрии, которая душит вселенную. Я – профессиональный душитель».

– Доброе утро, – пропел интерфон.

Она не обратила на него внимания.

– Душитель, – вслух сказала она.

Гвен понимала, в чем ее проблема. Знала это с самого детства. Ее вселенная напоминала бесконечную инсценировку «Нового платья короля».

Она видела наготу.

– Доброе утро, – пропел интерфон.

Она отняла от лица правую руку, щелкнула переключателем.

– Ну что еще?

– Ты что, отключила меня, Гвен?

– А если и так?

– Гвен, прошу тебя! У нас проблема.

– У нас всегда проблемы.

Бэттлмонт понизил голос на октаву.

– Гвен! Это Большая проблема.

«Его умение говорить так, что слышно заглавные буквы, просто потрясающе», – подумала она, а вслух сказала:

– Оставь меня в покое.

– Ты выключила Интердорму! – обвинительным тоном заявил Бэттлмонт. – Нельзя так делать. Невроз может застать тебя врасплох.

– Ты поэтому мне звонишь? – спросила она.

– Конечно, нет!

– Тогда убирайся!

Бэттлмонт сделал то, что с Гвен Эверест делать было опасно, и об этом знали все, начиная с самого Синглмастера. В обход ее настроек он включил у нее на интерфоне проекцию собственного изображения.

Подавив моментную вспышку гнева, Гвен правильно оценила это как жест отчаяния. Ее это заинтриговало. Она рассматривала круглое лицо, светлые глаза (определенно слишком маленькие, эти глаза), нос, как у мопса, и широкий рот над почти полностью отсутствующим подбородком. А также поспешно отступающая линия волос.

– Андрэ, ты выглядишь ужасно, – сказала Гвен.

Он пропустил оскорбление мимо ушей.