Флеш Рояль - Тала Тоцка

Максим прислонился к стене и закрыл глаза. Если бы это было правдой!

— А мне кажется, она меня с трудом выносит.

— Нет, Максим, — покачала головой мать его невыносимой и любимой девчонки, — я хорошо знаю свою дочь, она вся в отца, такая же упрямая и несговорчивая. Он оставил нас, а потом когда хотел наладить с ней отношения, она отказалась. И я не смогла ее уговорить, отцом-то он был хорошим, а вот она его так и не простила.

— А вы? — вырвалось у Макса против воли, хотя он и не имел права лезть ей в душу. — Вы простили?

— Да, я простила. Его жена сейчас больна, детей у них нет, он не очень счастлив в своей новой семье, — она грустно улыбнулась, и Макс снова пожалел, что дочке так мало перепало от матери. А вот с неизвестным Владимиром знакомиться у него никакого желания не было. — А вас Дина любит, поверьте мне.

— Она вам говорила? — у него пересохли губы, но он удержался, чтобы не облизнуть их.

— Я по ней вижу. Я ее мама, Максим, я это чувствую. И вы ее любите, я это тоже чувствую. Тимур… — она сделала паузу и Макс напрягся, — Тимур не любил ее, мне казалось, он просто хотел ее добиться, я правильно понимаю, что вы были соперниками? — она вопросительно взглянула на него, и Макс кивнул. — И когда добился, просто утратил к ней интерес. Но выходит, здесь все намного сложнее, он так охладел к ней из-за вашего ребенка. А она переживала. Очень. Когда я навещала их в последний раз, мне вообще не понравились их отношения, но мне не хотелось бередить душу своей девочке лишними распросами. С Тимуром мы почти не виделись, он встретил меня на вокзале, а отвозили вообще другие мальчики. Я тогда спросила у нее о вас..

Максим подобрался, Ксения Олеговна снова вытерла скатившуюся слезу.

— Она расплакалась, и я больше не стала ее донимать. Ведь она мне выдала версию, что вы нашли себе богатую невесту, и она в отместку вышла замуж за Тимура. Мне так было жалко малыша, что он тоже родится в отместку, просто вам назло. А разве так можно пускать на свет детей? Так что я даже рада, что так все обернулось, вам ведь нужен этот малыш?

— Мне они двое нужны, Ксения Олеговна, — серьезно ответил Макс, и у него немного отлегло от сердца. Похоже, союзницу он хоть и с боем, но добыл. — И я не отступлюсь. Просто сам я с ней не справлюсь.

— Справитесь, — она слегка улыбнулась, — вы сбавьте немного обороты, отойдите в сторону и не напирайте. Чтобы ей больше не было чему сопротивляться. И можете называть меня просто Ксения, если так удобно.

— А вы тогда прекращайте мне «выкать», — серьезно ответил Максим, ощущая, как его затапливает волна признательности к этой уже такой нечужой женщине, — если уж готовы взять меня в родственники.

— Меня не очень спрашивали, — она улыбнулась уже шире, — но мой внук говорит, что да, готова. И совсем не готова стать для вас тещей из анекдотов, — и тут же поправилась, — для тебя, Максим.

— Я тоже не буду зятем из анекдотов, обещаю, — сказал он и выдал свое предложение, с удовольствием наблюдая, как знакомо распахиваются от удивления глаза его без пяти минут родственницы.

Он получил не просто союзницу, он получил в помощь целую хорошо подготовленную и вооруженную армию. Все-таки, он и правда толковый и умный, более удачного хода, чем заручиться поддержкой двух самых близких людей его девочки, придумать было сложно. Домой Максим возвращался довольный и умиротворенный, но лишь только зашел поздороваться с ребятами и попросить их отогнать машину на мойку, во флигель вломилась его головная боль, увидела его, расплакалась и убежала.

И он сразу забыл, что советовала ему Ксения, побежал следом, поймал и попытался объясниться, но она, несмотря на свой живот, довольно резво увернулась и закрылась в доме. А он так соскучился, что просто бродил у нее под окнами, пока совсем спать не потянуло.

Он специально не появлялся пять дней, звонил Пашке, узнавал новости о своей капризной девочке, и когда Павел доложил, что она уже три дня сидит безвылазно в доме, не выдержал, вернулся и подогнал машину под самые окна, чтобы выгрузить покупки. Дина стояла и смотрела куда-то в сторону, закутавшись в плед и прислонившись к дверному косяку, босиком, поочередно подворачивая то одну, то другую ногу. А он понимал, что ко всему прочему девчонка объявила голодовку. И правда разозлился. На себя.

Их сын вмешался очень вовремя, только так Максим мог истолковать все, что было дальше. «Какой хороший, умненький мальчик!» И слушая, как стучит и толкается изнутри его ребенок, Макс понял, что до этих пор воспринимал все как в какой-то другой реальности: вот есть беременная Дина, а где-то там у него будет сын. Даже слыша сердцебиение и вглядываясь в экран прибора УЗИ, он не до конца все осознавал. И только теперь понял, ощущая эти толчки и удары, что его ребенок здесь, рядом с ним, поэтому хватит уже танцевать нелепые танцы друг вокруг друга, сейчас вот только он отгонит машину от крыльца или скажет охране. И уже у дверей услышал тихое «Не уходи…»

— Я хотел отогнать машину, Дина, я больше никуда не уйду, находился уже, — а потом что-то разглядел в ее лице и понял, что ничего не случится, если машина останется там, где стоит. В конце концов, охране можно позвонить по телефону.

Максим подошел к Дине, она смотрела так, что он не сдержался, слишком резко притянул ее к себе, прижал макушкой к своему подбородку и прошептал:

— Динка, ты меня совсем разлюбила? У меня вообще нет шансов?

Она вздрогнула, но не ответила, лишь опустила голову. Это был неплохой знак, и тогда Максим взял ее лицо в руки и заставил посмотреть себе в глаза.

— Тогда скажи, девочка моя, почему тебе со мной так плохо?

Максим понимал, что в принципе, он мог задать любой вопрос, вплоть до того, какой сегодня день недели. Этот поток слез просто слишком долго копился в ней, и она должна была вылить на него все до последней капли, чтобы самой в нем не утонуть.

Они сидели прямо на полу, прислонившись к стене. Максим забрал ее себе на руки, привалил к груди, и она всхлипывая и запинаясь, рассказывала о всех горестях, которые отравляли ей жизнь. А Макс гладил упругие, одуряюще пахнущие волосы, и спокойно с расстановкой объяснял, как он будет расправляться с каждой такой бедой.

«Я не могу, Макс, я такая большая, неповоротливая и толстая. А что, если я такой останусь? Еще два месяца, а мне так тяжело ходить»

«Потерпи, счастье мое, два месяца это совсем недолго. Конечно не останешься, никто еще не ходил беременным до старости, а потом ты снова будешь худенькой, ты и сейчас худенькая, у тебя только живот вырос и… Живот. А если тебе тяжело, давай я буду тебя везде носить. Ты носишь нашего ребенка, я буду носить тебя, хочешь?»

Она даже перестала плакать и улыбнулась сквозь слезы.

«Ты что, Крокодил Гена?»

Да хоть Царевна Лягушка, лишь бы она так не смотрела на него, как невольница на невольничьем рынке.

«Мне здесь совсем одиноко, ты меня бросил одну, все время сидишь у своих охранников, а этот дом такой большой…»