Супруга опального магната - Юлия Бузакина

Горько усмехнувшись, я покачала головой.

— Ты приложил к разрушению намного больше усилий.

Нет, я зря пришла. Ничего не изменилось. Он так и не понял, что его отношение ко мне неприемлемо.

Развернулась, и уже сделала шаг к выходу, как вдруг Виктор резко подался вперед и схватил меня за руку. Безумная ярость, которую он подавлял несколько дней, внезапно выплеснулась наружу, а я не успела запереться в гостевой комнате.

— Сколько еще ты будешь испытывать меня на прочность?! — швырнув меня на постель, заорал он. — Для чего был этот десятидневный спектакль, если ты даже не удосужилась почитать договор об аренде помещения?!

От страха я, будто онемела. Он нависал надо мной, больно вдавливал мои запястья в кровать, а я даже не могла дышать. Мне казалось – еще немного, и он сломает мне кости.

Поймав безотчетный страх в моих глазах, он отступил. Грубо толкнул в подушки и отодвинулся в сторону.

Как ни в чем не бывало, принялся раздеваться дальше. Снял рубашку, достал из шкафа плечики и аккуратно повесил пиджак и брюки.

Потом закрылся в ванной комнате, даже не взглянув в мою сторону. Как будто меня и не было в спальне.

Нет, я не убежала в гостевую комнату. Уткнувшись в подушки, я горько плакала. Он напугал меня, и за это я его ненавидела. Но почему-то не ушла. Даже если бы я вырвалась из плена, в котором он меня держал, мне было бы некуда идти.

Виктор вышел из ванной в коротком махровом халате. Влажные после душа волосы поблескивали в лунном свете, просачивающемся через полуоткрытые шторы.

Он не произнес ни слова. Устроился на своей стороне постели и властно провел по моей спине ладонью. Меня будто обожгло. В первый миг хотелось сбросить руку, но Виктор слишком быстро оказался совсем близко. Его горячие губы жалили поцелуями мою шею, плечи, а руки жадно расправлялись с пеньюаром из черного шелка и кружева.

Все в один миг померкло. Виктор, со всеми своими недостатками и очередной тщетной попыткой стать нормальным мужем снова завладел моим телом.

Нас двоих охватила страсть. Он врывался в меня рывками, заполнял до основания, и я никогда еще не желала его сильнее, чем в те мгновения. Его приглушенные стоны, мои всхлипы, наши горящие желанием взгляды – все смешалось.

Мое сознание больше не подчинялось разуму.  Желание полыхало ярким пламенем. Я хотела его вторжений, и он безжалостно брал меня снова. Его губы впивались в мой рот властными поцелуями. Руки сжимали, ласкали, гладили, а я бесстыдно извивалась и стонала, выгибаясь навстречу прикосновениям. Приглушенные вскрики, стоны, смятые простыни, его жесткие и желанные толчки внутри меня доводили до исступления. Он беспощадно вторгался в мой хрупкий мир, и я снова боялась, что не смогу выжить в той лавине страсти и саднящего наслаждения, которое он дарил на том пепелище, которое оставила ссора. Наверное, мы оба были отщепенцами. Мой муж, изломанный жестоким воспитанием, которое получил от своего дяди, и я – проклятая родной матерью. Преданные родственниками, мы держались друг за друга, и наш союз был единственной опорой и утешением. А еще мы любили. Безумно, безудержно, до саднящей боли.

За ночью последовал рассвет.

Мы почти не разговаривали, но в нашем черном доме восстановилось какое-то странное спокойствие. Мы снова завтракали и обедали вместе.

Только перед ужином Тася постаралась. Разбила мою любимую вазу. Как специально. Будто чувствуя, из-за кого у нас разгорелся нешуточный конфликт. Я горько заплакала, а она испугалась.

…Голос Виктора в детской незаметно стих.

Скоро он вошел в столовую.

— Уснула? Так быстро? — удивилась я.

Виктор хмуро посмотрел на меня.

— Она испугалась. Вот и вырубилась почти сразу после сказки. Тебе не следовало так бурно реагировать. В конце концов, это всего лишь ваза.

— Моя любимая ваза.

— Я подарю тебе другую.  

— Некоторые вещи хранят дорогие сердцу воспоминания. Если они разбиваются, вместе с ними уходит что-то очень важное. Новая ваза не будет хранить в себе то же самое.

— Нет никого дороже нашего ребенка! Ни одно воспоминание не сравнится с ним!

Я вздохнула. Конечно, Виктор прав. Только никто ведь не говорил, что у матери и отца не должно быть сердца.

Он подошел ко мне и привлек к себе.

— Хватит, Таша! Знаешь же, что погода в нашем доме зависит исключительно от вас с Тасей. Хочешь салон, подпиши договор. Об остальном позаботятся наши юристы и бухгалтер.

Я поймала его взгляд.

— Что заставило тебя изменить свое решение?

Он пожал плечами.

— Просто я понял, что если мы оба будем продолжать в том же духе, потеряем друг друга. А в моей жизни нет никого дороже тебя и Таси. В конце концов, мы можем себе позволить и еще один магазин. В этом нет ничего сложного.

— Правда?

— Да.

Я вздохнула и уткнулась лицом в его плечо.

— И, да, я люблю тебя, — зарываясь в мои непослушные волосы, хрипло выдохнул Виктор. — Не уходи больше из нашей спальни.

— А что будет, если я уйду?

— Если ты уйдешь, я умру.

Я закрыла глаза и прижалась к нему крепче. Втянула в себя его запах, такой родной и близкий.

— Прости меня… я не думала, что делаю тебе больно…

Он ничего не ответил. Просто скользил горячими губами по моей шее и неистово гладил ладонями спину.

Я робко обвила его шею руками. Заглянула в голубые глаза.

В них плескалась горечь.

В сердце что-то больно кольнуло.

— Люблю тебя, — тихо шепнула я и осторожно поцеловала его в губы.

День в офисе. Две встречи с заказчиками по отделке помещений, потом короткий перерыв. Во второй половине дня будет готово помещение на первом этаже, в котором откроется салон Габриэллы и Таши. Магазин «канцтовары и сувениры» съезжает на соседнюю улицу, а помещение будет использовано под салон. Конечно, для Виктора открытие салона будет убыточным мероприятием – он не станет брать арендную плату с собственной жены и ее итальянской подруги.

Виктор вздохнул. Он не хотел, чтобы Таша занималась торговлей. Да, он был жутким собственником и не желал, чтобы внимание любимой женщины рассеивалось где-то еще, кроме семьи. Была бы его воля, он бы легко обломал ей крылья. С любой другой женщиной он бы так и поступил. И то, что он запер Ташу на неделю в их доме, отняв у нее даже телефон – мелкое недоразумение по сравнению с тем, что он мог сделать с ней на самом деле.

Но он не мог. Он любил ее. Любил так сильно, что даже ее отсутствие в спальне заставляло его страдать. Поэтому, спустя неделю глухой ярости он решил дать ей то, что она просила.