Русская Евразия в прошлом и будущем - Петр Николаевич Савицкий

преодолением нарочитого «западничества» открывается путь к настоящему братству евразийских народов: славянских, финских, турецких, монгольских и прочих.

Евразия и раньше играла объединительную роль в Старом Свете. Современная Россия, воспринимая эту традицию, должна решительно и бесповоротно отказаться от прежних методов объединения, принадлежащих изжитой и преодоленной эпохе, – методов насилия и войны. В современный период дело идет о путях культурного творчества, о вдохновении, озарении, сотрудничестве. Обо всем этом и говорят евразийцы. Несмотря на все современные средства связи, народы Европы и Азии все еще, в значительной мере, сидят каждый в своей клетушке, живут интересами колокольни. Евразийское «месторазвитие», по основным свойствам своим, приучает к общему делу.

Назначение евразийских народов – своим примером увлечь на эти пути также другие народы мира. И тогда могут оказаться полезными для вселенского дела и те связи этнографического родства, которыми ряд евразийских народов сопряжен с некоторыми внеевразийскими нациями: индоевропейские связи русских, переднеазиатские и иранские отношения евразийских турок, те точки соприкосновения, которые имеются между евразийскими монголами и народами Восточной Азии. Все они могут пойти на пользу в деле строения новой, органической культуры, хотя и Старого, но все еще (верим) молодого, но чреватого большим будущим Света.

Европа и Евразия

В брошюре кн. Н. С. Трубецкого «Европа и Человечество» с большой определенностью ставится вопрос о соотношении западноевропейской культуры (которую князь Трубецкой называет по признаку расового происхождения главнейших народов Западной Европы культурой «романо-германской»), с культурами остального человечества.

На вопрос, «можно ли объективно доказать, что культура романо-германцев совершеннее всех прочих культур, ныне существующих или когда-либо существовавших на Земле», кн. Трубецкой дает определенно отрицательный ответ. И продолжает: «Но если так, то эволюционная лестница (культур, которую построили западноевропейские ученые. – П. С.), должна обрушиться… Вместо лестницы мы получаем горизонтальную плоскость. Вместо принципа градации народов и культур по степеням совершенства – новый принцип равноценности и качественной несоизмеримости всех культур и народов земного шара».

И этот «новый принцип» кн. Трубецкой выставляет с большой экспрессией и настойчивостью. Но уместно спросить: действительно ли этот принцип является новым? Не заключается ли мысль, которую выдвигает кн. Трубецкой, в самом определении культуры, как оно существует в современном культуроведении? Культура есть совокупность «культурных ценностей». А «культурная ценность» есть то, что (согласно формулировке кн. Трубецкого, следующей за формулировкой «романо-германского» социолога Габриеля Тарда) «принято для удовлетворения потребностей всеми или частью представителей данного народа». Следовательно, для возникновения «культурной ценности» как таковой вовсе не обязательно, чтобы ее приняли «для удовлетворения потребностей» все субъекты человеческого рода, все умопостигаемое человечество. Для возникновения культурной ценности достаточно признания определенной социальной группы, хотя бы и небольшой.

Иными словами, понятие «культурной ценности» и связанное с ним понятие «культуры» вовсе не апеллируют в своем существовании к признаку общепризнанности и общеобязательности. В самом определении такой ценности заключено указание, что нет общего мерила, при помощи которого «культурные ценности» одного народа можно было бы признать «лучше и совершеннее» культурных ценностей, созданных другим народом. В этом смысле культурная ценность есть «субъективная», а не «объективная» ценность, а субъективная ценность в самой идее устраняет вопрос «объективных доказательств» ее совершенства или несовершенства.

Область культурных оценок есть область «философской свободы», и пред лицом такой «свободы» совершенно прав кн. Трубецкой, когда он превозносит, например, институт группового брака австралийцев, выставляя его преимущества перед «элементарной европейской моногамией», или ставит принципиально на одну доску произведения дикаря и «футуристические картинки, нарисованные европейцами». Но был бы совершенно прав и «добросовестный романо-германец», который доказывал бы превосходство моногамии и футуристических картинок. Ведь и то и другое создано и утверждено в своем бытие «культурной ценности» той социальной средой, к которой принадлежит он сам, и поначалу «субъективная» ценность в ее коллективистическом выражении не может, по общему правилу, не казаться ему «совершенней и лучше» соответствующих созданий других народов.

* * *

Бесспорно, существует целый ряд «культурных ценностей», в отношении которых мысль кн. Трубецкого об их «равноценности и качественной несоизмеримости» обладает абсолютной правотой. Но все ли «культурные ценности» качественно несоизмеримы между собой? Кн. Трубецкой говорит о всех «культурах» и притом воспринимает «культуру» как некую единую совокупность: «это может быть и норма права, и художественное произведение, и учреждение, и техническое приспособление, и научное, и философское произведение».

Допустимо ли такое обобщающее восприятие?.. Будет ли обосновано воззрение о «равноценности и качественной несоизмеримости» культур, если в качестве объекта сравнения взять какое-либо «техническое приспособление» – сопоставить, например, бумеранг с трехлинейной винтовкой в качестве орудия нападения и защиты? Можно ли здесь говорить о том отсутствии общего мерила «совершенства», которое мы обнаруживаем, обсуждая вопрос в применении к «учреждениям» и «художественным произведениям». Не возникнет ли здесь необходимость некоторого общеобязательного суждения, не будет ли принужден каждый homo sapiens признать винтовку «совершеннее» бумеранга в качестве орудия нападения и защиты?

Дикари, уже знакомые со стеклом, могут думать, что видимый нами небесный свод сделан из стекла. Можно ли приписывать этим воззрениям «качественную равноценность» с «романо-германскими» знаниями, касающимися атмосферы?

Кн. Трубецкой, видимо, не отрицает общеобязательности (или, иначе говоря, «совершенства») логики, созданной романо-германцами: во всяком случае, выражая надежду, что защищаемые им мысли «доказаны логически», он не дает expose какой-либо новой неромано-германской логики. Между тем, с точки зрения логики, определенные разряды «культурных ценностей» являются «соизмеримыми» и «неравноценными», одни – отвечая требованиям логики, а другие – не отвечая им. Но поскольку это так, прав ли кн. Трубецкой, прилагая свои идеи о «равноценности» и «качественной несоизмеримости» не к тому или иному разряду «культурных ценностей», а к «культурам», взятым как совокупности?

Среди инвентаря культуры необходимо различать два порядка культурных ценностей; одни имеют дело с определением основных направлений, целей и «самоцелей» народной и человеческой жизни вообще; другие устанавливают средства, которые применяются для осуществления целей человеческого бытия. Это различие можно развернуть в противоположение идеологии, с одной стороны, техники и эмпирического знания – с другой. Нормы права, художественные произведения, «учреждения», относящиеся, например, к такой сфере, как половая жизнь, обладающей, несомненно, в человеческом существовании «самоцельным» характером, а также и философские положения относятся к области «идеологии».

Научные положения и технические приспособления отходят естественным образом ко второй группе. Мыслимы случаи, когда может возникнуть сомнение, к какой сфере отнести ту или иную «культурную ценность». Возможность такого сомнения отнюдь не устраняет важности указанного различия. Если даже считать выставленный кн. Н. С. Трубецким «принцип равноценности и качественной несоизмеримости» приложимым к сфере «идеологии», все же следует с решительностью указать на то, что в области техники и эмпирического знания, по самой природе предмета, невозможно не признавать