Туве Янссон. Работай и люби - Туула Карьялайнен

Мать научила Туве многому, в том числе одному из самых важных качеств — прилежности. Сама Хам всегда работала очень аккуратно и старательно, и количество выполняемой ею работы никогда не страдало за счет качества. Эта черта в полной мере передалась и Туве, которая была, пожалуй, еще прилежней матери. Ведь Туве активно участвовала в артистической жизни и принимала участие во множестве культурных событий.

«Голубой гиацинт», 1939, масло

Ее первые выставки были приняты благосклонно и получили хорошие отзывы в особенности в финской шведскоязычной прессе. Туве считалась смелой и подающей надежды дебютанткой. Так, например, Сигрид Шауман, которая была близким другом семьи Янссон и знала Туве с детства, написала ободряющую рецензию на первую выставку художницы. Уже в восемнадцать лет Туве вместе с матерью представляла свои работы на так называемой Выставке юмористов, позже в 1936 году она принимала участие в выставке, организованной Финским Союзом иллюстраторов, а несколько месяцев спустя ее картины появились на выставке Академии искусств. С картиной «Автопортрет со стулом», написанной в 1937 году, она участвовала в государственном художественном конкурсе. На картине Туве изображена глядящей на себя снизу вверх.

Приза Туве тогда не получила, однако ее работа, единственная из участвовавших в конкурсе, была опубликована в газете «Свенска Прессен». Сигрид Шауман положительно отозвалась об этом юмористическом и проницательном автопортрете. Взгляд ее альтер эго с портрета — строг и недружелюбен. А плетеный стул на картине — тот самый, знакомый еще по отцовским пирушкам.

Перед войной Туве принимала участие в бесчисленных больших и маленьких выставках. Финское общество искусств выкупило у нее одно из полотен и обеспечило стипендией в поддержку молодых художников. Ее путешествие в Италию также было оплачено Обществом. Словом, к молодой дебютантке пришло признание. Будущее выглядело радужно, и карьера Туве казалась более чем многообещающей, но мир в одночасье изменился. Началась война.

У Туве было много друзей из числа финских шведов, с которыми она познакомилась еще будучи ребенком. В юности в ее круг входили студенты, обучающиеся искусству, как финно- так и шведскоговорящие. Она поддерживала близкие отношения с сокурсниками по Атенеуму, особенно с Тапио Тапиоваарой. Там же она познакомилась со Свеном Грёнваллом, или Свенккой, как звали его друзья, и с Гунвором Грёнвиком, оба были старше Туве.

Близким другом Туве стал Волле Вейнер, художник-декоратор по профессии, подвизавшийся в качестве художественного критика и впоследствии много писавший о работах Туве. Большинство ее друзей и приятелей были художниками, как Эсси и Бен Ренвалл, Ина Коллиандер и многие другие. Возлюбленные ее близких часто становились друзьями Туве, таким образом она постоянно расширяла свой круг общения, в который входили люди из самых разных культурных прослоек.

Через Тапио Тапиоваару и Атоса Виртанена Туве свела знакомство с самыми значительными писателями, артистами и политиками, придерживающимися левых и либеральных взглядов, например с Ярно Пеннаненом и Арво Туртиайненом, а также с писательницей Эвой Викман, которую Туве безмерно уважала и с которой поддерживала дружеские отношения всю жизнь. Режиссер Вивика Бандлер ввела ее в театральное закулисье и познакомила с другими театральными режиссерами, актерами и музыкантами, такими как Биргитта Улфссон и Эрна Тауро. Именно они переложили на музыку многие стихи Туве, в том числе популярную в Финляндии «Осеннюю песню».

В одном рассказе Туве описывает последний день занятий в художественной школе — последний раз, когда все ученики собрались вместе. Это было еще до начала войны, но ее черное облако уже заслонило солнце. И все же молодежь пыталась не думать о войне, пока было возможно. Жизнь все еще казалась ясной и легкой. «Это произошло в мае, в ясный холодный день, облака плыли по небу как большие паруса во время шторма. Но в классе рисования в Атенеуме было жарко, там стоял Аланко и держал прощальную речь перед всеми нами… Мы пели сентиментальные песни… а наш коммунист Тапса кричал мне, что он опозорился — сделал маленькую картину безо всякой пропаганды, и не могли бы мы обменяться нашими произведениями искусства — всего за марку с носа? Мы решили пойти в кафе „Фенниа“, так как у некоторых из нас остались деньги… Нас было восемь мальчиков, Ева Седерстрём и я… Тапса и я кружились в безумном вихре венского вальса так, что никому другому места не оставалось, а потом он купил мне розу»[6].

Набросок для книги «Жуткое путешествие», 1970-е годы, гуашь, тушь

Какой счастливой может быть юность… Туве чувствовала, что умеет и может писать, обучение было закончено, и теперь она могла попробовать свои силы в деле. Ею восхищались, с ней танцевали — а танцы она любила всем сердцем. Город просыпался от зимнего сна, и на дворе бушевала сказочная весна. Ничто не стояло у нее на пути, и сердце утонуло в восторге и упоении. «Я поднялась на гору, птички уже начали чирикать то здесь, то там, и слабый красный рассвет проснулся на востоке. Я радовалась до боли и протянула руки прямо вверх, позволив ногам танцевать, как они хотели… Я брела очень медленно по городу с плащом на руке. Стало немного поддувать; прохладный утренний ветерок! Город был абсолютно пуст. Я подумала, что это так смешно, когда говорят, будто счастливым быть трудно»[7].

Туве продолжала общаться с друзьями по художественной школе и после окончания учебы. Больше всего они дружили с Тапио Тапиоваарой, однако Туве и с остальными сохранила хорошие отношения. Так, красавец Унто Виртанен был натурщиком у Туве, когда она рисовала фрески в здании мэрии Хельсинки. В 1943-м Туве написала портрет Рунара Энглблума под названием «Архитектор мебели». На портрете изображены мужчина и собака, которая внимательно наблюдает за происходящим; мужчина словно стесняется внимания зрителей, в руке у него циркуль. Брошенная между мужскими ботинками белая роза создает странную, загадочную, в буквальном смысле сюрреалистическую атмосферу.

Ближайшей и самой любимой подругой Туве была Ева Коникова, или Кони, как Туве ее иногда называла. Ева была фотографом и вращалась в тех же шведскоязычных кругах интеллигенции, что и Туве. В силу своего русско-еврейского происхождения Ева чувствовала себя, подобно многим эмигрантам, неуверенно в замершей в ожидании войны Финляндии. Еще в детстве ей пришлось пережить бегство из Санкт-Петербурга, и ту же драму теперь приходилось переживать заново, только на этот раз предстоял отъезд в Америку.