Искусство игры в дочки-матери - Элеанор Рэй

плохо спала, когда дочь ночевала в другом месте, всегда беспокоясь о том, где она, как она, в безопасности ли. Почти двадцать четыре года прошло с тех пор, как Амелия перестала жить с ней под одной крышей, и Грейс остро ощущала каждый из них. Иногда ей казалось, что в первые месяцы после рождения Амелии она и то спала лучше.

Но сейчас все будет по-другому. Ее дочь возвращалась домой.

Грейс моргнула и открыла глаза. Ей слышались какие-то звуки. Не телефон.

Дверной звонок.

Приехали.

Она чувствовала себя слегка не в своей тарелке, как это часто бывало после пробуждения от дневного сна. Ее рука потянулась к подбородку, где конечно же обнаружилось небольшое влажное пятнышко. Она вытерла слюну рукавом и поднялась с кресла как раз в тот момент, когда в дверь позвонили во второй раз.

– Мам, с тобой все в порядке?

Голос ее дочери. Наверное, решила, что Грейс лежит, распластавшись на полу ванной, и не может встать.

– В полном порядке, – откликнулась Грейс, бросаясь к двери и распахивая ее настежь, чтобы скорее доказать правдивость своих слов.

– Привет, – сказала Шарлотта, которая казалась намного выше, чем в последний раз, когда Грейс ее видела.

– Как ты вымахала! – воскликнула она, крепко обнимая внучку. Шарлотте, естественно, нечего было на это сказать, и когда Грейс выпустила ее из объятий, она не то кивнула, не то пожала плечами вместо ответа.

– Здравствуй, мама. – Амелия коротко чмокнула ее в щеку. Грейс окинула дочь взглядом. Та выглядела бледной, под глазами залегли темные круги. Она почувствовала, что ее сердце разрывается надвое от боли за дочь. Что она могла сделать, чтобы как-то облегчить ее страдания? Она молчала, боясь не подобрать правильные слова. Разумно ли было с порога затрагивать болезненную тему? Утешать и выражать сочувствие?

Нет, пожалуй, неразумно. Амелии мог быть неприятен этот разговор.

– Ты знаешь, где что находится, – сказала она вместо этого и почувствовала себя глупо. Амелия выросла в этом доме. Конечно, она все знала. – Вот кое-что вкусненькое, если хотите перекусить с дороги, – добавила она, указывая на стол. – Угощайтесь.

Шарлотта зачерпнула пригоршню мармеладок и отправила их в рот, прежде чем ее мать схватила вазочку со стола и отнесла на кухню.

– Ты знаешь правило: никаких сладостей перед ужином, – сказала она. – К тому же сомневаюсь, что они веганские.

– Веганские? – переспросила Грейс, думая о курице.

– Вегетарианские, – поправила Шарлотта, продолжая жевать. – Но в производстве таких конфет желатин почти никогда не используется.

– Ты не говорила, – упрекнула Грейс, обращаясь к дочери.

– Голова была другим занята, – огрызнулась Амелия. Потом перевела взгляд на Грейс, которая, в свою очередь, смотрела на кухню с выражением замешательства на лице. – Прости, – добавила она. – Я забыла предупредить. – Она взяла печенье в форме рыбки и принялась жевать. – Сто лет таких не ела.

– Раньше это были твои любимые, – порадовалась Грейс.

Но потом ее мысли вновь вернулись к ужину, и ее охватила паника. Она перевела дыхание, стараясь взять себя в руки и успокоиться. «Не париться» – так, по словам Авы, говорила современная молодежь.

– Овощей я тоже приготовила достаточно, – сказала она, стараясь, чтобы ее голос звучал беззаботно и невозмутимо, но осталась разочарована произведенным эффектом.

Амелии и Шарлотте нечего было на это ответить. В итоге все трое некоторое время стояли посреди комнаты молча. Разговор не клеился, Грейс это понимала. Амелия сердито косилась на новый фикус, а Шарлотта приняла такой страдальческий вид, какой только мог быть у человека, только что съевшего пригоршню мармеладных конфет.

Что еще она могла сказать?

– Твои волосы хорошо выглядят, Амелия, – наконец нашлась она. Дочь взяла еще одно печенье из вазочки. Грейс переключила свое внимание на Шарлотту. – А ты стала такая хорошенькая, – сказала она. – И волосы светлые, как у дедушки. – Она протянула руку, чтобы коснуться их.

– Они у меня от папы, – ответила Шарлотта, слегка вздрогнув от ее прикосновения. – У твоих соседей еще есть щенок?

– Он давно не щенок, – вздохнула Грейс. – Успел вырасти со времени вашего последнего визита.

– Извини, что мы долго не приезжали, – сказала Амелия, защищаясь. – У нас было много дел.

– Я не имела в виду… – начала Грейс, чувствуя, как напряжение в комнате начинает нарастать. Она потянулась к дочери, чтобы приласкать ее, но Амелия развернулась и вышла на улицу, видимо, направляясь за вещами, которые были выгружены на лужайку перед домом.

– Ну, а ты располагайся, чувствуй себя как дома, – обратилась Грейс к Шарлотте.

Та подняла на нее глаза, и Грейс почувствовала, что сказала что-то не то.

– Мы ненадолго, – произнесла Шарлотта чуть громче обычного, словно пытаясь убедить саму себя. – Так мама сказала. Только на первое время. А потом я снова вернусь в свою старую школу.

– Хорошо, деточка. – Грейс пожалела о своих словах, едва они слетели с ее губ. Они звучали так снисходительно, так по-стариковски претенциозно. Деточка? Ей было семьдесят два, а не девяносто. На дворе давно не пятидесятые. Она стала лихорадочно соображать, чем бы компенсировать то, что она сейчас ляпнула. Знала ли она какие-нибудь модные выражения, чтобы доказать своей внучке, что она не какая-то старая кляча? Едва ли. Разве что «не париться»? Но как вплести это в разговор? Возможно, легче было бы просто выругаться.

Грейс нервно посмотрела на входную дверь, понимая, что ее дочь может вернуться в любой момент. Ругалась ли та в присутствии Шарлотты? Она определенно ругалась в присутствии Грейс. По крайней мере, в подростковые годы. Тогда Амелия сквернословила еще как.

Сквернословила? А это еще что за выражение? Того и гляди начнет угрожать детям вымыть им рот мылом в форме фруктов.

Безопаснее всего просто сменить тему.

– Хочешь взглянуть на свою комнату? – предложила она Шарлотте.

– У тебя растет бирючина? – спросила Шарлотта вместо ответа. У Грейс голова начинала идти кругом от ее непоследовательности.

– Нет… точно не в твоей комнате.

Шарлотта продолжала неотрывно смотреть на нее.

– Это ведь… насколько мне известно, уличное растение?

– У кого-нибудь из твоих соседей точно должна расти. Я найду у кого, – сказала Шарлотта.

– Но я нарвала вам свежих цветов. Зимний жасмин, любимый цветок твоей мамы. Он чудесно пахнет.

– Пикль и Хьюго не едят жасмин, – нахмурилась Шарлотта. – От него у них разболятся животы, – добавила она, окончательно ставя Грейс в тупик. – Я помогу маме с чемоданами, – продолжила она уже на полпути к двери, пока Грейс пыталась разгадать смысл ее слов и гадала, кто из них сошел с ума. Скорее всего, та, кому стукнуло семьдесят два. – Мы привезли много вещей, но это не значит, что мы