Детектив весеннего настроения - Татьяна Полякова

Она долго лечилась, да так и не вылечилась.

Месяца через два из Министерства иностранных дел, в котором она служила и где когда-то начался роман с красавцем и умницей Садовниковым, ее уволили «по сокращению штатов». А потом у нее какая-то сложная болезнь сделалась, вроде мозговой горячки, и она еще лежала в институте нервных болезней на Шаболовке.

С тех пор прошло десять лет.

С тех пор не было ни одной ночи, когда она не просыпалась бы от собственного воя, и все ей виделась металлическая кровать с сеткой, к которой намертво прикручены ее раздвинутые ноги, и между ними мужик, пахнувший луком и водкой, который ковыряется и страшными инструментами убивает ее почти четырехмесячного ребенка.

Жизнь не кончилась. Жизнь стала совсем другой.

– Кто на Петербург? – истошно закричала рядом тетка в синем плаще и с рацией, которую она смешно держала под мышкой. – Проходим, кто на Петербург! Сюда проходим!

– Дурдом! – пробормотал лидер партии «Россия Правая». – Вроде в Европе живем, а орут как в деревне! Ну, вот теперь пошли!

– Ты тоже в Питер?

– Это ты тоже, – сказал он с нажимом. – А я именно в Питер.

Мелисса повесила было на плечо ноутбук, но Садовников мигнул, кивнул, подскочил охранник и снял ноутбук у нее с плеча. Мелисса не давала, но он все равно снял.

– Позволь уж мне поухаживать. – Садовников галантно пропустил ее вперед.

– Да ведь это не ты ухаживаешь, а твой… прихехешник.

– Кто?

– Здравствуйте! – заулыбалась, увидев Мелиссу, девушка на контроле. – А вы Синеокова, да? Мелисса Синеокова? Я все ваши книжки прочитала и передачи смотрю!

– Спасибо вам большое!

– Да какая она Синеокова, она Голубкова! – с веселым глумлением воскликнул рядом Герман. – Не верьте ей, девушка, я это точно знаю!

Девушка посмотрела на него. Мелисса сжала в кармане джинсовой куртки телефон.

Ну, позвони. Ну, позвони же.

Скажи, что ты меня любишь, что я тебе нужна. Что у нас все хорошо.

Ну, пожалуйста.

Они спускались по лестнице, и Герман ее даже под руку придерживал, кавалерствовал изо всех сил.

– Так как семья? Дети?

– Отлично, а как у тебя? Как твоя жена?

– Которая? – весело удивился он. – У меня уже третья.

– А она чья дочь?

– М-м-м, – протянул Садовников, – ты еще и кусаться хочешь? Она дочь Рахимова, президента «Интер-нефти». Двое пацанят, один от той, а второй уже от этой.

Они спустились в квадратное помещение под крышей, где сильно дуло и тянуло сигаретным дымом.

Мелисса достала сигарету и быстро закурила.

Сейчас придется выключить телефон, а он так и не позвонил.

Не позвонил, несмотря на то, что в зале ожидания к ней привязался Садовников!..

– Ну а принудительные аборты ты больше никому не делаешь? Или предохраняться научился? Кто там у вас в комитете по делам материнства и детства? Страхова Тамара? Небось она тебя научила планированию семьи и использованию презервативов по назначению, а, Герман?

Он вдруг сильно испугался. Неожиданно сильно.

Большое, крепкое, белое лицо дрогнуло, и он стрельнул по сторонам глазами и от этого стал похож на рецидивиста Копченого из знаменитого фильма.

– Ты бы держала язык за зубами, – сказал он тихо. – По старой памяти. У тебя все равно ничего нет. Ни свидетелей, ни доказательств.

– Зачем мне свидетели и доказательства, Герман? – спросила Мелисса спокойно. Жизненно важный моторчик затихал, работал уже почти спокойно, постукивал себе. – Я тебе репутацию могу в два счета испортить. Пара публикаций, к примеру, в газете «Власть и Деньги» и еще в каком-нибудь «Бизнесе», и достаточно.

– Я тебе не Тони Блэр, меня на мушку не возьмешь. Ну и что – публикации? Кто в них поверит?!

– Да никто не поверит, – продолжала Мелисса, с изумлением обнаружившая, что он боится! Она видела его испуг, как будто это было написано черной краской на его сером плаще. Огромная кривая надпись – «Я напуган».

– Вот именно.

– Никто не поверит, если Катя Сидорова из Тамбова напишет, что забеременела от Дмитрия Нагиева. А я-то ведь не Катя Сидорова из Тамбова. Мне люди доверяют. Да ты только что видел, наверное!

– Извините, пожалуйста, вы Мелисса Синеокова, да?

– Да. – Она повернулась, нацепила улыбку «даешь знаменитость». – Вам автограф?

– Если можно.

– Конечно, можно. – Мальчишка лет семи, которого женщина держала за руку, заглядывал снизу ей в лицо, и отец улыбался издалека. – А как зовут вашего сына?

– Егор. А мужа Дима!

Мелисса подписала всем троим, сигарета ей мешала, и она все время разгоняла дым свободной рукой.

Герман наблюдал за ней.

– Только попробуй что-нибудь вякнуть прессе, – тихо сказал он, как только троица отошла, – и я тебя убью.

– Или я тебя, – предложила Мелисса. – Хочешь? Ты отстал от жизни, Герман! У меня теперь миллион возможностей, много денег и даже собственная служба безопасности!

Тут она приврала немного. Никакой такой службы у нее нет, конечно, но у нее есть Василий. То есть был. До вчерашнего дня.

– Посмотрим, – сказал Садовников задумчиво, будто уже начал прикидывать, как именно он ее убьет.

– Посмотрим, – согласилась Мелисса.

Играла арфа, и журчащие, перетекающие звуки действовали Лере на нервы. Вся обстановка в духе начала прошлого века – латунные ручки, газовые рожки, амуры, красный плюш, начищенный медный самовар на гнутых упористых ногах и официанты в русских рубахах – казалась надуманной и слишком претенциозной.

Лера Любанова, которая очень любила этот прославленный отель в самом центре Санкт-Петербурга, его традиционность, аристократическую сдержанность, его обеденные залы в «русском духе», его паркеты и люстры, которая специально выбрала для переговоров именно это место, полагавшая, что только здесь она будет чувствовать себя деловой, успешной и уверенной, теперь сидела и маялась.

Лере Любановой хотелось «на волю».

Исаакиевская площадь за высокими окнами с частыми переплетами была залита солнцем, полосатые «маркизы» трепетали на свежем балтийском ветру, от них на тротуар ложились веселые дрожащие тени. Гигантский купол собора сиял, к широким ступеням то и дело подкатывали туристические автобусы, из которых выплескивались толпы веселых, озабоченных туристов с камерами на животах. В крохотном круглом скверике бегали дети и на лавочках сидели парочки – по одной на каждой лавочке.

Лере хотелось в этот скверик, посидеть на лавочке с сигаретой, а потом, не торопясь, пойти к Исаакию, обойти его со всех сторон, пересечь дорогу, влезть на каменный парапет, окружающий сад возле Адмиралтейства, пройтись немного по парапету, спрыгнуть на гравий, дойти до грозного императора на горячем скакуне и постоять рядом. Когда-то она читала, что страшная змеюка, которую придавил копытом императорский конь, вовсе не символ, как впоследствии придумали историки, а просто еще одна точка опоры. Никак не получалось у Фальконе сделать так, чтобы царь и его скакун держались всего только на двух лошадиных копытах, вот и пришлось придумать змею – для поддержки.