Запад и западное христианство на рубеже тысячелетий - Александр Коновалов

В новой парадигме выполнение человеком своего профессионального долга рассматривается как важнейшая религиозная задача. Таким образом, сам труд обретает религиозное измерение. Иметь профессию важно вовсе не потому, что таким способом обеспечивается существование. Прежде всего профессия важна как служение ближним и, через них, – Богу. В связи с этим Лютер подвергал критике так называемые нищенствующие монашеские ордена, полагая, что они не столько служат другим, сколько живут за их счет.

Упорный труд в рамках своей профессии является следствием оправдания верой. Основной нравственной задачей человека становится надлежащее исполнение им своих мирских обязанностей, о чем он должен дать Богу отчет в конце жизни – т. е. эти обязанности становятся для человека «призванием». Конкретная профессия каждого человека должна восприниматься им как выражение божественной воли, и свой долг перед Богом необходимо исполнять именно в том положении, которое человек занимает в данный момент.

Такое понимание мирской профессиональной деятельности является важнейшим вкладом Реформации в жизнь европейского общества. Лютер фактически заложил основу новой трудовой этике, и этот подход в дальнейшем был воспринят и дополнен другими реформаторами.

Позиция Лютера в отношении политических, экономических и социальных проблем состояла в том, что христиане несут ответственность за все эти сферы жизни. Он выступал за то, чтобы Церковь как институт была лишена политических и экономических привилегий, но христиане, которые занимают соответствующее положение, должны быть активны в политике, экономике и социальной сфере. Лютер отрицал идею, будто политическое устройство или социально-экономический порядок могут иметь божественное обоснование. Та или иная общественно-политическая модель лежит в области земного права и регулируется законами. Таким образом, Лютер разрушает религиозное обоснование феодального устройства общества.89

Впрочем, германские реформаторы XVI в. не отказались от идеологии единства церковно-государственного общения. Светская власть не противопоставляется в ней духовной как низший порядок высшему – обе они имеют единый духовный характер и различаются характером призвания и служения. В то же время важными характеристиками данного этапа истории взаимоотношений Церкви и государства на Западе стали локализация этих отношений на определенных территориях (возникновение Landeskirchen в пределах каждой самостоятельной государственной юрисдикции) и сближение государственного организма с господствующим на данной территории исповеданием.

В эпоху абсолютной монархии Церковь во многих протестантских странах находилась под тотальным контролем монархов, которые законодательно брали на себя обязательства сохранять христианскую веру.90 Эти тенденции, как представляется, стали свидетельством приоритета функционального отношения государства к Церкви, стремления использовать ее как инструмент решения конкретных государственно-общественных задач, выражаясь современным языком – как социального партнера.91

Особый интерес для настоящего исследования представляют догматические положения кальвинизма (иначе – реформатства)92. Следствием отдельных особенностей богословия самого Жана Кальвина93 и его позднейших интерпретаторов стала особая практическая этика, нацеленная на преуспевание верующего в земной жизни.

В течение некоторого времени это учение практиковалось в Женеве в качестве своеобразного кодекса поведения верующих, в котором последнее было нормировано жесточайшим и казуистичным образом; предполагались строгий надзор за соблюдением этих правил и наказания за их нарушения, распространявшиеся на всех без исключения, включая гражданские власти.

Особое место в системе ценностей кальвинизма занимают общественное призвание и профессия, которые рассматриваются как способ служения Богу и в связи с этим являются самоценностью. Бережливость и отказ от удовольствий становятся элементами кальвинистской аскетики, что в совокупности с поощрением активной общественной (в первую очередь, профессиональной и предпринимательской) деятельности создает предпосылки для быстрого роста состояний.94

Являясь младшим современником первых реформаторов – М. Лютера и У. Цвингли, – Кальвин творчески развил и интерпретировал многие положения их богословия. Учение реформатства отличается от лютеранского большей систематизированностью и отточенностью формулировок,95 кроме того, Кальвин и его последователи довели до логического завершения некоторые мысли Лютера и сделали выводы, которых не решался сделать немецкий реформатор.

В области сотериологии реформатское богословие берет в качестве отправной точки известное нам по лютеранству учение о полной неспособности падшей воли человека к обращению к Богу.96 Только прямой призыв Бога может оживить душу и способствовать ее обращению.97 Следовательно, если отдельный человек получил оправдание и спасение, это означает, что Бог по Своему промыслу избрал данного человека к спасению.98 Если исходить из того, что оправдание является свободным даром и никаким образом не зависит от самого человека, а только от Бога, личные качества или духовные «достижения» не имеют никакого значения и не влияют на божественное решение.

Принимаемые в совокупности, постулаты протестантского вероучения о полной неспособности падшей природы человека к чему-либо доброму, даже к исканию Бога и спасения, и о непреодолимости действия Божественной благодати логичным образом привели кальвинизм к идее безусловного избрания и предопределения одной части людей к спасению, другой части – к погибели. Учение о двойном предопределении стало самым известным и одиозным пунктом реформатского богословия, и вместе с тем – постулатом, на столетия вперед изменившим весь мировой порядок.99

Для Кальвина учение о предопределении – тайна Божественного откровения,100 а не следствие абстрактных богословских рассуждений. Оно объясняет, почему одни люди откликаются на зов Евангелия, а другие остаются к нему равнодушны, и отражает недоступную нашему пониманию волю Божию – «Некоторым предназначена вечная жизнь, а другим – вечное проклятие».101 В этом контексте предопределение можно считать не столько частью вероучения, сколько «окончательным результатом освященных Писанием размышлений о влиянии благодати на людей в свете загадок человеческого опыта».102

Следует отметить, что Кальвин не вводит в богословие неизвестное ранее понятие. В несколько отличном виде данная идея встречается у блаж. Августина, который, впрочем, избегал прямо говорить о предопределении к осуждению.103 Последнее понятие нельзя считать безусловной новеллой кальвинизма еще и потому, что оно не чуждо и лютеранскому исповеданию,104 хотя акцент в последнем обычно ставится на позитивном элементе учения – призвании всех верующих к спасению.105 Однако именно реформатство постепенно ставит доктрину предопределения в центр своей богословской системы.

Богословие реформатства решается на следующий логический ход. Если человек может обратиться и быть спасен только благодаря особому действию благодати Божией, которая не зависит от его собственных усилий, то, следовательно, все оправданные люди изначально были предназначены Богом к спасению. Значит, остальное человечество предопределено, по недоступным человеческому пониманию судьбам Божиим, к вечному осуждению.106 При этом жертва Христа с необходимостью должна быть принесена только за избранных к спасению, другое понимание умаляет значение Искупления.107