И вновь любить - Дениз Робинс

Питер достал из кармана трубку и закурил, продолжая разглядывать Хелен. Спокойная, красивой формы руки, хотя и не такие тонкие и наманикюренные, как у Риты. Кажется, девушка очень умная и одаренная, неоценимая помощница для Риты… Вспомнив о Рите, Питер спросил о ее самочувствии. Хелен односложно отвечала. Ей было неприятно говорить о матери Пэтти и выслушивать дифирамбы в ее адрес.

Вскоре тема Риты иссякла, и обстановка разрядилась. Хелен поставила пластинку с симфонией Сибелиуса, которую захотел послушать Питер. Они оба наслаждались прекрасной музыкой, обсуждали произведение, и, только когда пластинка закончилась и Хелен пошла на кухню за пивом, Питер вспомнил ледяной взгляд Риты. Ему стало не по себе. Он часто приходил сюда и, слушая музыку, чувствовал себя счастливым. Теперь же он внезапно испытал угрызения совести. «Но это абсурд, — подумал он. — Рита не может воображать, что… И Хелен так одинока, и мне не выдержать всех этих официальных приемов и встреч с деловыми партнерами в ресторанах. Неужели Рита действительно против того, что я бываю здесь, как сегодня, например?» Не найдя ответа, Питер, беззаботный по натуре, быстро забыл обо всем и попросил Хелен поставить другую пластинку.

Хелен и сама получала удовольствие от вечера, он видел это. Бледная статуя печали ожила и превратилась в нормальную хорошенькую девушку с ясными, веселыми глазами и румянцем на щеках. В ней теперь трудно было узнать молчаливую и сдержанную «помощницу по дому». Питер почувствовал тихую радость — это он помог ей стать немного счастливее.

Они встали одновременно, чтобы перевернуть пластинку, и столкнулись у проигрывателя. Смеясь, оба извинились друг перед другом, Питер протянул руку и смахнул с плеча Хелен пепел, упавший из его трубки.

— Я засыпал вас пеплом, дорогая, простите…

«Дорогая!» Как естественно это прозвучало, совсем как у Кристофера… и такая же широкая, солнечная улыбка, такие же красивые, ласковые глаза… Прикосновение его руки, казалось, проникло в самое сердце, и Хелен вздрогнула, как от боли, вновь устремившись мыслями во вчерашний день. Крис тут же схватил бы ее в объятия, крепко прижал к себе и шептал бы о своей любви, касаясь нежно волос, глаз, губ… на фоне прекрасной музыки…

Девушка отпрянула от Питера. Сердце ее неистово билось. Он заметил, как она побледнела, и спросил, не понимая:

— С вами все в порядке? Что произошло?

Хелен отвернулась:

— Все в порядке. Хотите еще пива?

— Нет, спасибо. Мне пора уходить — уже десять. — Он озабоченно заглянул в ее вновь ставшее печальным лицо. — Я ничего не сделал, что расстроило вас?

— Нет-нет! Конечно нет.

— Вы уверены? Посмотрите на меня, Хелен… Я чем-то обидел вас… что-то сказал или сделал…

Хелен не выдержала. Она повернулась к нему и посмотрела прямо в глаза.

— Перестаньте извиняться! — резко сказала она. — Уходите… и больше не приходите сюда… идите к своей Рите! Я… Ох!

Хелен в ужасе оборвала себя. Питер пристально смотрел на нее, его загорелое лицо залилось краской. Звуки фортепианного концерта Чайковского заполнили комнату, напоминая ему о музыкальных вечерах в его доме в Найроби. Для Хелен же гостиная была полна призраков. И в мыслях обоих сейчас не было места для Риты. Питер думал, что не может оставить девушку одну бороться с ее болью, он чувствовал свою вину. Это он своим сходством с умершим мужчиной постоянно напоминает ей о нем.

Несколько лет назад, когда Питер обучался банковскому делу, он познакомился с молодым доктором, изучавшим психологию: Сначала он насмехался над психиатрией Гая, но затем и сам увлекся этой наукой и даже научился кое-чему. Сейчас эти знания пригодились ему. Он помнил: если кого-то терзает всепоглощающее горе или страх, не нужно сдерживаться. Напротив, необходимо вырвать все это с корнем, выкорчевать, вытащить на свет, как бы это ни было болезненно для страдальца. Только выгнав свое горе наружу, человек может выздороветь окончательно.

Питер решил помочь Хелен. Он подошел к ней, крепко взял за руки и сказал:

— Посмотрите на меня, Хелен. Посмотрите! Я похож на вашего Кристофера, так? Каждый раз, как вы меня видите, вы думаете о нем, правда? Это вас беспокоит и причиняет боль. Но вы никогда об этом не говорите. Вы просто избегаете подобных разговоров. Но когда я ухожу, вы только об этом и думаете. Так ведь, Хелен?

Она в ужасе уставилась на него, не желая поверить, что он может так грубо вскрывать ее раны.

— Отпустите меня! — дрожа, выдохнула она.

— Нет. Я хочу, чтобы вы взглянули в лицо фактам. Я похож на него, и это выводит вас из душевного равновесия. Но так не должно быть. Вы не должны позволять это. Нельзя позволять горечи утраты влиять на всю оставшуюся жизнь в таком возрасте! Есть другие люди, может появиться еще кто-то, кто тоже напомнит вам о нем. И однажды вы встретите человека, который принесет вам счастье. Но это лишь в том случае, если сейчас вы заставите себя смело взглянуть в лицо своему горю и забыть его. А вы только лелеете его, лишаясь покоя и истощая себя морально и физически. Вы не хотите и пытаться обрести покой, не хотите даже попробовать быть опять веселой. Потому что я похож на Кристофера и наслаждаюсь музыкой так же, как и он. Вы трусиха, Хелен!

— О, перестаньте, перестаньте! — застонала она.

Питер почувствовал, как она задрожала. Внезапно неистовые рыдания сотрясли тело девушки, и по ее щекам хлынули потоки слез. Он был и взволнован и рад. Для нее слезы лучше, чем бесполезная стена горького молчания.

— Поплачьте о нем, — тихо сказал он. — Но и смейтесь. Он хотел бы, я уверен, услышать ваш смех. Если бы я был Кристофером, для меня было бы ужасно узнать о ваших столь долгих страданиях. Я не успокоился бы с миром. Ваша душа в оковах, Хелен, поймите это, моя дорогая. Расскажите мне о нем. Правда, расскажите. Покажите его фотографии, письма, картины. Позвольте мне узнать его и поговорить с вами о нем. А потом, когда вы поймете, что воспоминания не всегда причиняют боль, вы вновь станете счастливой. Пожалуйста, Хелен, сделайте так, как я сказал. Я знаю, о чем говорю.

Какое-то время она стояла неподвижно. Но постепенно дрожь утихла, слезы высохли. Хелен посмотрела в глаза Питера, в глаза, которые были так похожи на глаза Кристофера, и ощутила странную непреодолимую силу, исходящую от него к ней. Это уже не был Пьеро Риты, этот человек не имел никакого отношения к Рите. Это был совершенно незнакомый мужчина, и все же тот, кого Хелен, казалось, знала всю свою жизнь и кто открыл ей ворота к свободе и сейчас подталкивал ее, спотыкающуюся, в их сторону.

Неожиданно для себя Хелен перестала сопротивляться и скрывать свое душевное состояние от Питера. Она повернулась и побежала в спальню, открыла чемодан и достала фотографии Кристофера, пару писем, несколько эскизов и картин, которые он писал специально для нее.

Когда она вернулась, Питер стоял там, где она его оставила, и курил трубку. Он немного нервничал, думая, что психоанализ был делом Гая, а не его. Как бы ему хотелось, чтобы друг был сейчас здесь, чтобы он помог Хелен. Для чего он сам вмешался не в свое дело, к тому же не по своей профессии? И все из-за этого несчастного его сходства с тем парнем, за которого Хелен собиралась замуж… Ему показалось, что девушка уже не вернется, что он совершил грубую ошибку, и он испытал истинное облегчение, когда увидел ее. Она даже не побеспокоилась припудрить нос или вытереть слезы. Подойдя к дивану, девушка разложила на нем свои сокровища.