Безумству храбрых... - Анатолий Пантелеевич Соболев

Катер боком терся о сваи, слегка стукался и покачивался. Поскрипывали кранцы между привальным брусом и сваями причала. Совсем рядом, за тонкой металлической стенкой плескалась чугунная вода. Федор почти физически ощущал ее тяжесть.

Тихо. Ночь.

И вдруг в немой выси родился какой-то звук. Он все нарастал и, переходя в пронзительный тошнотворный свист, забивал уши, нос, рот.

Федор, никогда не слыхав раньше такого свиста, вдруг всем своим существом понял, что это падает бомба.

Он вскочил и больно ударился головой о подволок. Хотел схватиться за голову, но рука тут же онемела от удара локтем о переборку. Морщась от боли, свалился кулем вниз.

Свист оборвался на высокой звенящей ноте тяжелым, плотным взрывом.

И вдруг захлопало, зазвенело, затрещало вокруг, озарив кубрик трепетным багровым светом.

Оцепенев, Федор прилип к иллюминатору...

И только позднее Федор восстановил по порядку всю картину ночного воздушного боя.

...Голубые мечи прожекторов в куски рубили аспидно-черное небо, то скрещиваясь в высоте, то расходясь в стороны и втыкаясь в сопки. Вслед за ними пунктирили ярко-малиновые и бело-зеленые пулевые трассы. Ровно шили зенитные пулеметы, и совсем рядом, над головой, грубо, со звоном хлопало скорострельное зенитное орудие; и Федору казалось, что он чувствует удары теплой воздушной волны в грудь.

С противоположного берега залива, с порта, доносились приглушенные пулеметной трескотней взрывы, вспыхивали зарницы. Потом где-то, как показалось, очень далеко, багровым зыбким полотном заколебался слабый свет пожара.

— По порту бьют, — шепотом выдохнул Толик.

— Сейчас нам дадут... — подал голос Женька.

Сдавив плечо Федора горячими чугунными пальцами, в затылок прерывисто дышал Степан.

— Ты куда? — спросил он Женьку, на миг оторвав взгляд от иллюминатора.

Бабкин скакал на одной ноге, натягивая на другую сапог.

— На именины! Мать твою... этот сапог!

И вдруг все смолкло. Странная плотная тишина заполнила уши, будто водой их налили.

Только два голубых луча еще долго и судорожно шарили по небу, да раз протянулась в черный зенит запоздалая тлеющая трасса.

И вновь стал слышен скрип кранцев, плеск волны за бортом.

Степан жадно курил, пуская дым в открытую дверку железной печки. Огонек то вспыхивал, озаряя черные рябинки, то гас, и лицо Степана становилось расплывчатым пятном.

Долго не спали ребята.

Уставившись в темень, вздрагивали от случайных звуков. Вот тебе и мирная жизнь! Нет, все же это и вправду прифронтовая полоса.

Под утро забылись коротким настороженным сном.

Утром сизо дымился залив, ртутно поблескивала в разрывах тумана вода. Сквозь зыбкую пелену выступали рубки стоящих у причала катеров, а дальше, на рейде, смутно вырисовывался силуэт какого-то боевого корабля: не то эсминца, не то линкора.

Глухо пробили корабельные склянки.

Шуршала на воде ледяная крошка. У борта серебрилась узкая лента ледового припая.

Поеживаясь от знобкой свежести, Федор стоял на палубе и вдруг в разрыве седой пелены увидел, что далеко в небе идет воздушный бой. Федор замер. Опять!..

Самолеты, как сумасшедшие, носились друг за друга, сшибались, вертелись, то припадая, то возникая. Слышался глухой ровный стук пулеметов.

— Опять бой! — ошалело крикнул Федор в кубрик.

Толкаясь и застревая в дверях, ребята вывалили на палубу. Уставились, куда показал Федор.

— Черт! Часто, однако... — побледнел Женька.

Однотонный ровный звук пулеметов стал еще явственнее. Которые же самолеты наши? Не разобрать.

С соседнего катера перемахнул через леера матрос в бушлате и мичманке, чудом державшейся на затылке.

— Привет, славяне! — гаркнул, как ни в чем не бывало. — Пополнение? Давай знакомиться. Старшина второй статьи Демыкин.

Был он высок, с непропорционально малой головой; лицо с мелкими чертами и красивым, тонким ртом. Из-под бушлата выпирала могучая, обтянутая тельняшкой грудь.

— А чего вы такие напуганные? — В насмешливых карих, с золотинкой глазах появилось удивление.

— Воздушный бой, — кивнул Федор, стараясь скрыть дрожь в голосе.

— Где? — насторожился старшина, цепко вглядываясь по направлению Федоровой руки. Минуту он внимательно всматривался — и вдруг раскатисто грохнул: — Ха-ха-ха!.. "Воздушный бой!" Ха-ха-ха! Это же чайки кружат!

Ребята оторопели.

— А пулеметы? — неуверенно запротестовал Федор.

— Какие пулеметы? — сразу оборвал хохот Демыкин.

— Ну вот, слушай.

Демыкин прислушался и прямо-таки застонал, хватаясь за бока.

— "Пулеметы!" Ха-ха-ха! Это же рейсовый идет с Каботажки. Рейсовый катер, славяне! Ох-ха-ха! Мотор стучит. Ой, умру!..

Федор готов был провалиться.

— Что ж, ошибиться может каждый, — раздался голос с пирса. — Я тоже сначала подумал: бой.

Ребята оглянулись.

На причале стоял офицер в "канадке" с откинутым капюшоном. Снизу он показался высоким, но когда ловко сбежал по сходням на катер, стало ясно: маленький, с Толика ростом.

— Зря смеетесь, товарищ старшина второй статьи. — В голосе послышались сухие нотки. — И почему вы одеты не по форме?

— Виноват, — вытянулся Демыкин.

— Идите и оденьтесь по форме.

— Есть! — гаркнул Демыкин и снова перемахнул через леера. Спина его вздрагивала от сдерживаемого смеха.

— Ну что ж, давайте знакомиться, — сказал офицер. — Лейтенант Свиридов, парторг отряда.

Ребята доложили свои звания и фамилии.

— Пойдемте в кубрик, — предложил лейтенант, быстро окинув взглядом раздетых ребят. Ресницы его чуть дрогнули в улыбке. — Чего тут закаляться?

В кубрике лейтенант Свиридов снял "канадку", давая понять, что располагается надолго, и ребята увидели на кителе два ордена Красной Звезды.

У лейтенанта было круглое румяное лицо, пухлые губы, белые короткие ресницы и аккуратно зачесанные набок светлые волосы.

— Ну, как расположились? Как первая ночь на Севере? Не беспокоило? — спросил парторг.

— Слегка беспокоило, — в тон лейтенанту ответил Толик. — Знаете, какой-то приглушенный шум в небе и сияние... Северное, видимо!

Лейтенант улыбнулся, принимая шутку, и сказал:

— Да, северное. Но такой кордебалет не всякую ночь и не всякий день. Даже наоборот, чаще спокойно, чем шумно. И работа наша с вами тоже не шумная.

И вдруг спросил прямо.

— Ехали сюда, думали, что сразу на фронт? Сразу немцев бить?