Страсти по рыжей фурии - Татьяна Тронина

А пока я жила рядом с Митей, тем более что у него недавно умерла мама и мне как-то неудобно было бросать его.

В один из последних зимних дней, когда все новогодние праздники уже закончились и с нетерпением ожидались первые весенние, мне позвонили. Я сразу узнала голос – Нина Пирогова, бывшая староста нашего класса. Похоже, даже спустя годы желание все организовывать и устраивать общественные мероприятия ее не покинуло.

– Привет, Танюха! – заорала она (сколько я ее помнила, Нинка не умела говорить нормальным голосом, даже стихи, которые в школе задавали выучить наизусть, она читала командирским басом). – Поздравляю – ты теперь у нас кинозвезда!

– Спасибо, – вежливо ответила я. – Ты о том фильме? Но это пока только одна известная роль в моей карьере...

– Да ладно тебе! – добродушно перебила Нинка. – Скромность в наше время уже порок. Ты вроде и в театрах играешь?

– Да, я закончила театральное училище...

– Ладно, потом подробности своей звездной жизни расскажешь. Я тебе вот по какому поводу звоню: есть хорошая мысль собраться всем вместе.

– В каком смысле?

– Ну ты даешь! Известно в каком – бывшие одноклассники, как-никак... Десять лет, Танита, – юбилей!

– Что?! – Теперь настала моя очередь форсировать голос. – А ведь правда...

Я никогда не считала годы и не цеплялась за даты, но в этом юбилее было нечто особенное – грусть и удивление разом навалились на меня. Я словно только сейчас осознала, что время не стоит на месте и вот уже десять лет отделяют меня от детства. Картинки прошлого поплыли перед моими глазами...

– Танита, ты что замолкла? – вернул меня к реальности голос в трубке.

– Очень хорошо, – сказала я уже спокойно. – Конечно, надо нам всем встретиться. А то я даже и не знаю, кто как живет. Старые друзья растерялись куда-то...

– Еще бы – ты же богема!

– Ниночка, по характеру своему я никак не могу считаться богемой...

– Ладно, ладно, потом расскажешь! Короче – мы решили снять на вечер нашу кафешку. Естественно, с каждого носа энная сумма.

– Какую кафешку?

– Да «Ромашку» же! За выпить-закусить платишь отдельно или несешь с собой, если бедная... Господи, что же я говорю! Ты же там небось на «Мерседесах» ездишь!

Объяснять ей что-либо было бесполезно – Нинка была из тех шумных, но, в общем-то, довольно беззлобных людей, которые никогда не слушают собеседников, и так зная все наперед. Вернее, думая, что знают.

– Нина, а ты про кого-нибудь знаешь?

– Да почти про всех!

– Как там Катя Варшавская, Вовчик Петросян, Бубнилова... Ох, эта невероятная Бубнилова, помнишь, как она...

Мы болтали с Нинкой, и я все отчетливее понимала, что совсем не о тех хотела спросить. Но непонятный, суеверный страх мешал мне это сделать, и я положила трубку на рычаг, так ничего и не узнав о Серже Мельникове. «Отчего же я вдруг так разволновалась?» – спросила я себя, подойдя к окну. Там на ослепительном солнце умирала зима – капало с крыши, текло ручьями с длинных страшных сосулек, во всем воздухе летали какие-то брызги, словно оттаивало само голубое небо, и даже сквозь заклеенные рамы было слышно, как неистово чирикают воробьи. «Неужели вот оно, счастье, которое наконец пришло ко мне и которое я давно предчувствовала?» – эта мысль обожгла меня огнем.

Вечером пришел с работы Митя. Он уже жил у меня – пустая квартира на другом конце города пугала его, наводила тоску. Бедная его мамочка, совершенно напрасно я когда-то разозлилась на нее...

– Ужасно голоден, – сказал Митя, торопливо раздеваясь в прихожей. – Представляешь, шел и всю дорогу думал, чем ты сегодня угощать будешь.

– Тебе так нравится, как я готовлю?

– Да, да, я тысячу раз говорил тебе это! – Он обнял меня, прижавшись к щеке ледяными губами.

– Разве на улице так холодно?

– Утром солнышко, а вечером здорово подморозило. Еще не весна, милая...

Я кормила его ужином, а сама все думала о предстоящей встрече.

– Что-нибудь случилось?

– Что? – вздрогнула я.

– У тебя вид какой-то отсутствующий, словно ты обдумываешь какую-то проблему. – Митя отложил вилку и внимательно смотрел на меня. Плохая из меня актриса!

– Еще бы, – мрачно, озабоченно произнесла я. – В следующие выходные встреча одноклассников.

– Так это же здорово! Ты пойдешь? – Он опять взялся за вилку.

– Но мне нечего надеть! – выпалила я первое, что пришло мне в голову. И в тот же момент эта важнейшая мысль вернулась ко мне бумерангом – силы небесные, а ведь мне действительно нечего надеть!

Митя посмотрел на меня снисходительно, улыбаясь краешками губ:

– Мне бы твои проблемы, детка. У меня вот баланс не сошелся сегодня...

– Митя, Митя, мне действительно нечего надеть!

Я бросилась в комнату и стала лихорадочно передвигать плечики на вешалке в шкафу. Страшное возбуждение охватило меня. До юбилея в «Ромашке» было еще несколько дней, но мне казалось, что я стремительно падаю в пропасть. Если там будет Серж Мельников – собственно, из-за него я так и волнуюсь, – то показаться перед ним в каких-то жалких тряпках...

– А вот твой любимый сиреневый костюм, – сзади подошел Митя.

– Только не его. Он старый, вон – даже катышки на боку от сумки.

– А то милое черное платьице?

– Нет-нет, там половина будет в таких же. Сейчас все женщины, как идиотки, носятся с маленькими черными платьицами...

– Вижу длинное, красное – кажется, очень соблазнительно.

– Митя, его я надену, когда мы с тобой вдвоем пойдем в ресторан, но только не в этот раз. Да и туфли под него не подберешь.

Я перебрала целый ворох одежды, пока окончательно не убедилась, что надеть мне совершенно нечего.

Я упала на диван и расплакалась. Если прикинуть, то я тысячу лет не плакала...

– Вот глупенькая! – Митя сел рядом все с той же умиленной, нежной улыбкой и стал по очереди целовать мои пальцы. – Очень глупенькая. Ты же самая красивая, у тебя есть я. Стоит ли переживать из-за таких пустяков?

– Нет, ты не понимаешь!

– Завтра пойдем и купим – что хочешь, – твердо произнес он.

– Митя, хорошую вещь надо искать очень долго, а у меня всего несколько дней, – с горечью возразила я.

– Мы успеем.

Все оставшиеся до субботы вечера мы носились по магазинам и всевозможным бутикам и универмагам, словно от этого зависела моя жизнь. Сначала мне не хотелось показывать Мите свое волнение – я боялась, что он может заподозрить что-то неладное, но он отнесся ко всей моей суете очень снисходительно.