Пожиратели тьмы. Токийский кошмар - Ричард Ллойд Пэрри

Я гадала, насколько Кристиана сведуща в любовной страсти. Вокруг себя я наблюдала развивающиеся романы, как в тех непристойных историях, которые читала вместе с Гертрудой. В парадном зале дамы и кавалеры напивались до такого состояния, что их речь становилась развязной. Проходя мимо темной лестницы, я натыкалась на любовников, обнимающихся, целующихся и не только. Я извинялась, но они лишь смеялись над моим смущением. Элнора громко жаловалась на утрату чести мужчинами и добродетели женщинами.

– Слишком много пения и танцев, такая легкомысленность подрывает сдерживающее влияние добродетели, – жаловалась она, тряся своими седыми локонами. – Когда я была молодой, мы стремились вести себя достойно, а сегодня весь мир идет к гибели.

Я понимала, почему Гертруда назвала Элнору пуританкой. Хотя я сомневалась, что поведение влюбленных очень изменилось за сорок лет, но не возражала Элноре.

– Будь сдержана в своих желаниях, Офелия. Не распускай язык и запри на замок сокровище своей добродетели, – предостерегала Элнора. Она пристально смотрела на меня, словно искала во мне недостатки. – Я верю, что ты не дашь ни одного повода для сплетен. Ты – честная девушка.

Несмотря на похвалу Элноры я считала себя скорее осторожной, чем добродетельной. Я мало говорила, но не потому, что считала молчание высшим достоинством, а потому, что удовлетворяла свое любопытство, слушая, наблюдая и читая. Иногда я жалела, что не родилась мужчиной, тогда я могла бы стать ученым. По крайней мере, Гертруда одобряла мою привычку учиться и позволяла мне читать все, что мне хочется. После того, как я проглотила огромный «Травник», мне хотелось узнать больше, не только о тех обычных растениях, которые растут под ногами. Я читала о дальних странах, об Индийских островах и о фантастических созданиях, которых видели путешественники на суше и на море. Лаэрт теперь учился во Франции, и я старательно изучала карты Европы, помечая города, которые он описывал в своих редких письмах ко мне. Мои ревнивые пальцы скользили по линиям маршрутов путешествий брата и Гамлета во Франции, Германии и Голландии.

Я стремилась попасть в далекие и неизвестные места, но куда сильнее мне хотелось больше узнать о любви. Я прятала некоторые книги в своем запертом на замок сундуке и читала их поздно ночью при свете свечи. Тайком я проглотила поэму «Искусство любви»[2], потому что все моралисты клеймили как опасную книгу. Я воображала путешествие в грешную страну Италию, где мужчин учат совращать девственниц, а женщины пользуются большой свободой. Читая поэта Овидия, я узнала, что никто не может устоять против любви, ибо вода обтачивает самый твердый камень, и даже самая прочная почва, в конце концов, разрушается под плугом.

Из прочитанных книг я очень много узнала о любви, но не имела в ней никакого опыта. Я размышляла над этим парадоксом, лежа ночью на своей узкой, одинокой кровати. Когда же я найду любовь?

В то время как я читала книги о любви за стенами замка Эльсинор, школой Гамлета был весь огромный мир. Он учился в замечательном университете в Германии и плавал в Англию и Францию вместе с Горацио. Он много месяцев проводил за пределами Дании, и Гертруда всегда грустила в его отсутствие. Только письмо с новостью о его возвращении могло обрадовать королеву, и она праздновала его приезд домой с таким размахом, будто это государственный праздник или день святого. Доставляли большие количества провизии для пира, приглашали музыкантов, стражники и лакеи одевались в яркие новые ливреи. Приезд принца вызывал оживление в самых темных уголках Эльсинора.

Однажды летом, когда Гамлет вернулся, загоревший после каких-то приключений на море, Гертруда обнимала его и гладила по головке, словно он все еще маленький мальчик. По приказу королевы я принесла им в ее покои вина и деликатесов. Она была так поглощена сыном, что даже не взглянула в мою сторону. Гамлет не поздоровался со мной, мы не посмотрели в глаза друг другу. Я была разочарована, но почувствовала облегчение, так как я бы залилась краской и начала заикаться, если бы принц со мной заговорил. Возможно, подумала я, он меня не узнал. Я очень изменилась за четыре года. Гамлет, которому теперь было двадцать два года, не стал выше ростом, но сделался более мускулистым, и казался еще более энергичным, чем прежде. Жизненный опыт подарил лицу принца новое выражение, и вел он себя, как светский муж.

Гертруда ревниво оберегала свое общение с сыном и проводила с ним много времени, смеялась над его остроумными историями и слушала рассказы о его путешествиях. Иногда к ним присоединялся король, и я видела, что лицо отца мрачнеет, он не одобрял их легкомыслия. Но своим подданным король Гамлет и королева Гертруда демонстрировали, что они едины во власти и в любви, и очень гордятся своим сыном. Принц Гамлет сиял своим собственным светом, и придворные выстраивались вокруг него подобно малым светилам на небе вокруг их собственного солнца. Я вздыхала и мечтала, чтобы свет этого солнца упал и на меня.

Вскоре мое желание исполнилось. Однажды я бродила без дела по длинной галерее, которая вела к личным покоям Гертруды. Кристиана сидела, усердно работая иголкой в лучах солнца, льющихся в высокие окна и косо падающих на пол, а потом, сквозь арки, попадающих в парадный зал внизу. На стенах между арками висели гобелены, на которых были вытканы сцены из «Метаморфоз» Овидия, иллюстрирующие мифы о богах и людях, которых преобразила любовь.

Я задумчиво стояла перед изображением Дианы-охотницы. Ее лук лежал на земле, а она купалась, наполовину погрузившись в воду пруда. Я вспоминала тот далекий день, когда я плавала в ручье, свободная, как рыбка, и меня там нашел Гамлет. Я рассматривала богиню на гобелене. Ее глаза были опущены, а волосы, перевитые золотыми нитями, прикрывали груди, но ее округлое бедро и нога оставались обнаженными. Из-за кустов за Дианой подглядывал охотник Актеон, не подозревающий о том, какая ужасная судьба его ждет.

Кристиана взяла в руки мою вышивку, какое-то льняное платье, которое было мне совершенно безразлично.

– У тебя слишком длинные стежки. Ты просто ленива, – сказала она и отшвырнула его в сторону.

Я резко ответила на ее критику.

– Мои стежки были бы лучше, если бы моя иголка была хоть примерно такой же острой, как твой нос.

Элнора спала в кресле, уронив на колени свое вышивание. Наши голоса не заставили ее даже пошевелиться. Как старая кошка, она засыпала все чаще, иногда просыпалась только для того, чтобы пересесть на другое место, освещенное солнечным светом, и снова засыпала. Я встала, чтобы принести свой «Травник», потому что собиралась приготовить на пробу новую микстуру из трав, чтобы облегчить недавно появившиеся у нее боли. Как обычно, Кристиана ухватилась за возможность высмеять мою привычку учиться.

– Тебе нипочем не завлечь в свои объятия мужчину, пока ты обнимаешься с этой большой и пыльной книгой, – презрительным тоном бросила она.

– Занимайся своим делом, не то ненароком уколешься, – холодно ответила я, а она резко вколола иглу в ткань и злобно уставилась на меня. Я получала удовольствие, когда видела ее ярость.