Летом сорок первого - Георгий Свиридов

– Вот мои документы, товарищ лейтенант, – и быстро тут же отчеканил: – Поступаю в ваше распоряжение! Вместе со мною еще сержант Ляханович и рядовой Червоненко. В наличии ручной пулемет системы Дегтярева, два диска к нему, три гранаты, еще две винтовки и полторы сотни патронов.

– Ранение серьезное? – спросил Закомолдин, проверив документы.

– Задело осколком, но не до кости, двигаться своим ходом могу, товарищ лейтенант, – ответил бодро Шурналов и добавил: – Я вас знаю, товарищ лейтенант! Вы московский чемпион по боксу. Видел ваш портрет в газете и лично смотрел, как вы проводили показательные соревнования на сцене в нашем клубе. Здорово вы тогда с нашим капитаном Акимовым боксовались! Потом разные приемы боя показывали и поясняли. После того вашего выступления в клубе многие наши бойцы захотели тоже боксом заниматься. Из Минска боксерские перчатки к нам в часть привезли, а мешок сами сделали, набили его опилками, чтоб разные удары на нем разучивать. Да вот война помешала...

Закомолдин чуть улыбнулся. Грустно улыбнулся. Кажется, совсем недавно проходил тот показательный бой на сцене клуба в Брестской крепости. Организовал его капитан Акимов. Он приезжал в пограничный отряд, договаривался с начальством, приглашал Закомолдина, с которым познакомился на соревнованиях. У капитана был всего второй спортивный разряд, он мечтал о первом, мечтал о большом ринге, о всесоюзных соревнованиях. У себя в части он был и тренером, и судьею, и участником. И еще мечтал о том, чтобы каждый боец стал спортсменом, знал приемы бокса, которые, он всегда и везде особо подчеркивал, «очень пригодятся в рукопашной схватке».

Сергей вспомнил, как после того показательного вечера в гарнизонном клубе Акимов чуть ли не насильно повел к себе домой (он занимал небольшую квартиру на втором этаже в доме командного состава) и познакомил со своей милой сероглазой женой и трехлетним сыном, как они с женою угощали его чаем с вишневым вареньем и шутили, что шампанское обязательно разопьют после всесоюзного первенства... У Закомолдина остались теплые воспоминания о том вечере. Сергей невольно вспомнил и о своем обещании обязательно приехать в часть после соревнования на личное первенство пограничного округа и выступить перед бойцами, провести с ними совместное тренировочное занятие... Встретятся ли они теперь когда-нибудь? Все эти воспоминания пронеслись у него в голове, пока он слушал старшего сержанта, и вслух произнес:

– Капитан Акимов настоящий спортсмен, – и тут же поинтересовался о том, когда старший сержант видел капитана последний раз, не решаясь прямо спросить: жив ли тот?

Старший сержант зачем-то расстегнул и тут же застегнул ворот гимнастерки, потом, глотнув воздух, сказал тихо:

– Нету больше капитана... Погиб. Осколком в грудь угодило, – и замолк. Нагнув голову, стал старательно рассматривать носки своих истоптанных грязных сапог. Потом добавил: – Даже похоронить как следует не смогли... Забросали кое-как в лесу, куда его дотащили уже мертвого.

1

Шургалов коротко и сбивчиво рассказал о пережитом, поведал о том, как они из мирной жизни шагнули в войну, как на рассвете проснулись от страшного грохота, звона битого стекла, стонов и криков раненых, восклицаний перепуганных бойцов, как пахнуло гарью и пылью, а казарма неестественно осветилась яростными сполохами огня. Но что он мог нового рассказать этим пограничникам, которые, судя по всему, и сами побывали в пекле хлынувшего через границу огненного смерча, достаточно хлебнули из общей чаши горькой похлебки, может быть, и побольше, чем они, сражавшиеся в крепости за двухметровыми, каменными стенами?..

А Шургалов на всю жизнь запомнил первые минуты страшного пробуждения. Впрочем, если говорить откровенно, они, те первые минуты, не были такими страшными. Просто тогда не воспринимали, не могли воспринять всей трагичности ситуации и своего положения. В те первые минуты подумали, что в крепости возник какой-то грандиозный пожар, что горят бочки с горючим – склад находился неподалеку от казармы. Кто-то сорвал огнетушитель и с ним кинулся к дверям, увлекая за собой товарищей. Но в следующее мгновение, когда услышали характерный свист, а затем оглушительные взрывы, то они-то, эти взрывы, и заставили круто изменить первые предположения. Кто-то крикнул сдавленным голосом: «Война, братцы!» Ему верили и не верили. Что из себя она, эта война, представляет, никто не знал. Но каждый понимал, что нет времени для раздумий. В суматохе и смятении солдаты смотрели друг на друга и недоуменно спрашивали: «Что ж это такое? Почему не объявляют боевой тревоги?» Спешно разобрали винтовки из пирамиды, противогазы, а патронов не было. Вернее, были, да дневальный не решался без командиров раздавать их. Его пытались уговорить, но он был неумолим, никого не подпускал, взяв автомат наизготовку и кричал: «Не подходи!» Тут тяжелый снаряд угодил в угол казармы, взрывом вырвал кусок стены, осколками и кусками кирпичной стены многих поранило.

Бойцы устремились по лестнице вниз, к выходу. Но первых же, кто выбежал из распахнутой двери, встретили автоматные очереди – фашистские автоматчики расстреливали их в упор. Как они очутились перед казармой и в самом центре Брестской крепости, понять было трудно. Живые и раненые попятились назад, но не тут-то было, задние напирали, казарма большая, только в главном помещении полторы сотни двухъярусных коек. Кое-как запахнули дубовую дверь, спешно забаррикадировались кроватями, столами, матрацами. От испуга многие бойцы, особенно из молодых, тряслись, как в лихорадке. Чтоб успокоить себя, Шургалов прижался спиною к толстой кирпичной стене, но и та непрерывно содрогалась от рвущихся бомб и снарядов. А в разбитые окна было видно, как полыхали многие дома в крепости, как вдали взорвался склад с боеприпасами...

И тут в грохоте взрывов под окнами казармы, за дверью послышались частые выстрелы и крики: «Ура! Бей гадов!» Бойцы как-то сразу приободрились. За стеною были свои. Они шли на выручку. По голосу узнали капитана Акимова. Мигом разобрали завал, распахнули двери и в казарму, с винтовками в руках, вбежали красноармейцы. Их было человек десять. Это они смело атаковали фашистских автоматчиков, хотя тех и было значительно больше, отогнали их и пробились в казарму.

Последним, отстреливаясь на ходу, весь в пыли и копоти, с пистолетом в одной руке, с фуражкой в другой, вбежал капитан Акимов. Узнав, что в казарме нет командиров, он первым делом приказал дневальному немедленно раздать патроны и гранаты, а потом стал давать различные задания, повторяя громким командирским голосом: «Без паники! Это провокация, а не война! Как на Дальнем Востоке у озера Хасан, товарищи! Фашистам дорого обойдется эта провокация!» Ему никак не хотелось поверить в страшное слово «война».

От голоса капитана, его уверенности бойцы как-то сразу преобразились, как бы очнулись от оцепенения. По его приказанию быстро организовали круговую оборону. На опасных участках, в оконных проемах установили пулеметы. Открыли огонь по немцам, отбили атаку. Оказывали помощь раненым, сносили их вниз, в подвал, где было более безопасно. Повар направился на кухню, чтобы взять на учет все имеющиеся там продукты. Телефонисту капитан приказал связаться с другими воинскими частями крепости и штабами. Но телефонной связи уже не было. В командирской комнате находилась полевая рация, но она, как доложил радист, не имела своих позывных и шифра, их еще не дали. Капитан Акимов не отважился передавать открытым текстом, памятуя, что это будет разглашением военной тайны. Радист пытался поймать Минск или Москву, но из динамика слышались лишь немецкие бравурные марши. За первым маршем следовал другой, третий, четвертый... Берлинские радиостанции работали на полную мощность, забивая эфир. Потеряв терпение, радист выключил рацию и взялся за винтовку: немцы в который раз за этот день снова пошли на штурм казармы. Но теперь под прикрытием танка. Он прошел в крепость и, стреляя на ходу, приблизился к казарме, к дверям, намереваясь прямым выстрелом разметать и двери и баррикаду за ними. Но тут со второго этажа одна за другой полетели гранаты. Танк вспыхнул факелом. Из него выскакивали танкисты в черных кожаных шлемах и падали под прицельным огнем из окон казармы...