Гагаи том 2 - Александр Кузьмич Чепижный

имеет таких прав. Потому мне ще не светит в авангарде итнть. Что ж как Митрошка серед передовых числится. Митрошка все одно не показатель.

На сой счет у Кондрата свои взгляды. По его разумению, и Фрол Одинцов не на своем месте сидит.

— Не на своем, — повторяет Кондрат, словно хочет кого-то убедить. — То Хлорке секлетарствовать поки зашпори не отошли, поки не огляделись.

— Опять выступаешь? — Ульяна остановилась на крыльце, воинственно уперлась руками в бока. — Тебя что, пытают: на своем или не на своем?

— И зря не пытают, — заершился Кондрат, — Вот Маркела Сбежнева заарестовали. «Староста». А попервах у народа бы дознались. Послухали бы Игната Шеховцова, как Маркел его от смерти спас, как другим подсоблял. Нет же, захватали, не разобравшись.

— Помолч, Кондрат! Кажу — помолч, пока самого за те речи не зацапали.

— Каго ты вчишь? Меня вчишь?! — разошелся Кондрат. — Кому рот затуляешь? Ты хоть чула, что оно звется — партейная прямота?.. Зараз как садану в шибку — так и брязнет!

— Очумел. Никак очумел, — испугалась Ульяна. — Где его, стекла, ныне набраться? Побойся бога!

— Тож не перечь моему партейному курсу. Не разумеешь в политике — не суйся.

— Тьфу на тебя! — в сердцах плюнула Ульяна. И тут же жалостливо запричитала: — У баб мужики, как мужики, своими делами займаются, а этот не одно, так другое выгадает. Политика ему далась! Того и гляди, в шкоду вскочит. — Смахнула слезу. — Осиротит на старости лет.

— Заспокойся, мать, — заважничал Кондрат. Видит: шумит Ульяна, а терять его не хочет, — Тваво Кондрата не так просто зацапать, потому как от правды — ни на шаг. А правдой мир держится. То в тебе после хрицев ще страх не выветрился. — Подошел к ней, погладил спину, озорно заглянул в лицо. — Щось сила во мне заиграла. Не знаешь, Уля, к чему бы это?

— Не ведаю, Кондратушка, — отозвалась Ульяна, сразу позабыв перепалку, потеплев душой. Насквозь же она видит своего Кондрата и знает, что у него на уме, и почему девичьим именем назвал, и как дальше речь поведет, а повторила: — Не ведаю.

— Може, молодость сгадаем, а? — Потянулся к ее боку, щекотнул. — Опосля всего — самое время разговеться.

Ульяна легонько ударила егб по руке.

— Греховодник ты, Кондратушка, Ой греховодник.

По старой памяти сказала, чтоб польстить мужской гордости, потому как отживают они свое. Отживают. В кои веки вот так затронет ее Кондрат. Да и самой все это уже в тягость. А ведь было время!.. И куда оно все девается, за какою водою сплывает?

— Так ты поспешай, наводи марахвет, — шутливо поторопил Кондрат, стараясь скрыть вдруг охватившее его, ранее не знакомое ему чувство робости, неуверенности и даже страха.

— Я зараз, Кондратушка, — засуетилась Ульяна. Глаза ее помолодели,, залучились. — Зараз...

...Соскабливает Кондрат с окон следы войны — кончает прерванное, было, дело. Петухом выхаживает. С хрипотцой вполголоса тянет привязавшуюся припевку:

Никому так не было, как Анюте-сироте:

Съела окуня живого — окунь ходя в животе...

Года за два до войны проводили Кондрата на пенсию. Как своего приемыша Геську отправил в армию — с тех пор и не работает Кондрат. А чего? Можно было понежиться при такой жизни. Полный достаток. Продуктов — завались. Это теперь снова карточки.

— Не-е, — заговорил Кондрат, — не та зараз стихия, чтоб баклуши бить. Обезлюдел родной край — кажрый человек в хозяйстве дорог. То вже нехай немочные на полатях отлеживаются.

Такое на Кондрата нашло, — хоть сейчас беги в депо. Заспешил с окнами разделаться, чтоб освободиться от домашних дел.

— Да ты перепочинь, Кондратушка. Перепочинь — через форточку ласково, заботливо предложила Ульяна и снова скрылась в глубине комнаты.

Кондрат усмехнулся.

— Подобрела мать. Подобрела. Токи лаялась почем зря, а ныне — жалеет. Что то значит ота стихия — приголубить бабу... — И вернулся к прежней мысли: — Видать, отгулял Кондрат. Доведется впрягаться, подсоблять отстраиваться. Все ж две тямущих руки что-нибудь да значат. И Ульяне нечега в хате отсиживаться. Я — по железной части, а ей — к земле поближе. По ее силам всегда знайдется работа в колхозе. Вон Игнат Шеховцов сбирает...

— Дядя Кондрат, здравствуйте! — прервала его рассуждения Люда Кириченко. — Получили от Геси весточку?

— Тебе-то что? — недовольно отозвался Кондрат. — Тебе до Герасима какое дело?

— А вы у него спросите.

Что ж спрашивать. И так Кондрату известно — закрутила Людка мозги Геське. Еще до войны. Тогда Кондрат ничего не имел против этого юношеского увлечения. Наоборот, радовался: пришла к его Герасиму любовь. А теперь хмурится.

— Привет вам передает, — сказала Люда и пошла своей дорогой.

А Кондрат проводил ее недобрым взглядом.

— Ишь, бесстыжая. Не успел Гришки Пыжова простыть след — Геську обратала.

* * *

Не слышала Люда последних слов Кондрата. Но и по недружелюбным его репликам, сказанным ранее, поняла: не хочет, чтобы Геська был с ней. Конечно, она догадывается, чем это вызвано. «Небось, Гришу простить мне не может... А если такое случилось в жизни? Значит, не имею права на счастье?.. Как бы не так!»

Шла Люда к Настеньке, продолжая мысленный спор с Кондратом: «Спрашиваешь, какое мне дело до Герасима? А такое, что не отпущу от себя, и весь разговор».

Она даже гордилась тем, что вот и с Гришей жила, а не потеряла Геськиной привязанности, своей власти над ним. И звать не надо было — бежал следом, как щенок.

К ней снова возвратилось хорошее настроение. Наконец-то по сравнению с Настей оказалась в более выгодном положении. Она всегда завидовала своей красивой, удачливой подружке, умело скрывая это чувство за показным добродушием. Это она, зная сердечные тайны Сережки Пыжова и Настеньки, их горячие головы, точно рассчитала удар, сообщив Сергею будто Настенька собирается выходить замуж. Сразу же последовало ответное письмо — ей, Люде. А она уже позаботилась ознакомить с его содержанием эту гордячку. Коса нашла на камень. И все у них разрушилось. Пусть теперь Настя устраивается в жизни. Небось, с ребенком на руках не очень-то подхватят. А вот она, Люда, сама себе хозяйка, вольная птица.

Принимала Настенька Люду, как верную, давнюю подругу, не подозревая, какую роль та сыграла в ее судьбе. Радовалась, что не отвернулся Геська от Люды.

— Хороший он парень. Душевный.

— Лапоть, — засмеялась Люда. — Сколько ходил — все о полетах, боях... Дотронуться боялся.

— Значит, любит по-настоящему. Может быть, хоть вы вместе будете.

— Не успел отъехать — письмо прислал.

— Вот видишь... — Настенька вздохнула, склонилась над Аленкой, поправила одеяльце.