Скелет в шкафу - Юрий Никитин

– Вот так постепенно, – сказал он, – подготовили и сам народ. Дескать, ломка будет достаточно болезненная, но зато потом Россия выйдет из нее сильной, без гирь на ногах. А те, кто кричал, что кормят Москву, пусть попробуют хотя бы себя накормить…

Я сказал осторожно:

– Звучит достаточно убедительно.

Он усмехнулся.

– Дело не только в убедительности происходящего. У меня тоже сохранились кое-какие материалы по подготовке к роспуску Советского Союза и отсоединению социалистических республик. Для этого КГБ тайком поддерживал рост национального самосознания, так это говорится, хотя на самом деле это были всего лишь отмороженные националисты, но они постепенно входили в силу. И когда Советский Союз как бы распался, националисты уже были готовы начинать строить свое государство в каждой из республик.

Я поморщился.

– Но это не лучший вариант.

– Других не было, – заверил он. – Нужна была простая, понятная объединяющая сила. Национализм понятен интеллектуалам и простому народу в равной мере! Нельзя было строить новое государство ни на коммунистическом наследии, ни на западном… которого еще не было. Кроме националистов никто не брался! Потому сейчас я вас отпускаю в столовую, а то Волкова заждалась, а затем сразу и вылетайте.

Я поднялся, поинтересовался:

– Не автомобилем? Тут же близко?

– Вертолетом быстрее, – ответил он без улыбки. – Вы же ученый, секунды бережете?

– Вы не представляете, – ответил я с чувством, – как они бездарно тратятся!

Он поднялся, собрал в папку бумаги, я ждал, он взглянул мне в глаза строго и требовательно.

– Надеюсь, обстановку оцените быстро и правильно. Мы доверяем вашему решению.

– Ой, – сказал я с опаской, – а можно как-то иначе? Я, бывает, сам себе не доверяю. Да и вообще, это же значит, мне и нести ответственность?

– Не любите? – спросил он понимающе.

– Не выношу, – признался я.

Он вздохнул.

– А кто из нас любит?.. Но раскрою вам страшную тайну, если не мы, то кто? Уже не в стране, в мире кадровый голод. Жизнь усложнилась резко, и вдруг стало недоставать людей, которые… могут. Все хотят отдыхать, наслаждаться жизнью, ни хрена не делать… Так что действуйте, Вольдемар.

Я вскинул брови.

– Что, посмотрели мой ник?

– И ваших персов, – сообщил он. – Играете редко, но очень… продуманно. Ваш характер как на ладони. Ингрид на вас злится, чувствует ваше превосходство, хотя вы им не козыряете, но она человек военный, подчиняться будет беспрекословно.

– Ей даны такие инструкции?

– Достаточно вас назначить старшим в группе, – ответил он.

Ингрид при виде меня, выходящего из кабинета Бондаренко, быстро пошла навстречу, вздернутая, чуточку обиженная и настороженная.

– Ну что?

– Получены последние инструкции, – сообщил я. – Командую я во всем и везде, ты моя рабыня. Во всех действиях, кроме секса, даю тебе свободу, как Стенька Разин простому и даже очень простому народу с его придавленными Фрейдом инстинктами. Где тут ваша королевская столовая?

Она критически оглядела меня с ног до головы и обратно.

– Ожил… А я когда вошла в лабораторию, ты вроде бы жрал?

– Мышек кормил, – пояснил я. – А сейчас ты моя мышка. Заодно и сам покушаю немножко.

– Знаю твои немножко, – буркнула она. – Но ты уже не тот хиляк, это заметно. Хотя еще и не человек.

Столовая никакая не столовая, а крохотное помещение с тремя столиками, хотя, как понимаю, в таком здании их около десятка, но сделано уединенно намеренно то ли в условиях секретности, то ли еще почему-то.

Ингрид заказала полноценный обед, я предпочел вместо первого блюда два вторых и с удовольствием резал и пожирал сочные бифштексы, пока она работала ложкой.

– Они что, – поинтересовался я, – в самом деле считают нас командой?

Она покачала головой.

– Нет.

– А что?

– Тебя считают, – сообщила она с мрачной иронией. – А меня присобачили разве что… как телохранителя?

– Как надзирателя, – уточнил я. – Все-таки ты доверенный у них человек. А я все еще темная лошадка.

– И слишком независим, – согласилась она. – Сам понимаешь, в силовых структурах не может быть независимых исполнителей.

– А я исполнитель?

Она замялась с ответом, то ли опасаясь меня обидеть, то ли еще сама не до конца поняла мою роль.

– Да… но не только. Похоже, у тебя роль исследователя… Или нет, судьи! Ты должен что-то решить.

– Ни фига себе, – ответил я с тревогой. – Этого мне еще недоставало! Почему я?

– Мнения наверху разделились, – ответила она. – Потому от твоего решения будет зависеть, как поступить. Передай соль.

Я подвинул ей стеклянную коробочку, хотя и сама могла бы дотянуться, но такая просьба что-то значит или о чем-то говорит, не знаю, да и знать такое не изволю, и так слишком много всякой хрени в череп стучится, сколько ни ставь фильтры, все равно протискивается, обдирая бока.

С обедом я закончил первым, Ингрид тут же торопливо доглотала горячий кофе и поднялась.

– Пойдем! Пора.

Заинтересованный, я пошел следом, здание очень интересное, здесь столько электроники, проводов в стенах и даже толстых кабелей, что сразу и не сообразишь, для чего все это, а Ингрид быстро сбежала по ступенькам вниз, дальше по коридору, в конце открыла незаметную дверь.

Вспыхнул свет, я рассмотрел уходящие вниз ступеньки. Она толкнула в спину, я невольно сделал пару шагов вниз, услышал, как сзади защелкнулись замки.

– Готика, – сказал я с чувством. – Мрачные подвалы… Камеры пыток где-то здесь? Поблизости?

– Не болтай, – бросила она.

– Госдеп подслушивает?

Ступеньки привели в неглубокий тоннель, просторный и хорошо освещенный. Чувствуется, пользуются им часто: чисто, воздух свежий, вентиляторы и очистители работают исправно.

Если сосредоточиться, то могу даже сказать, сколько человек прошло здесь за последние трое суток, но эта информация ничего не даст ни мне, ни отечеству, кроме головной боли от перенапряжения, а я на службе ГРУ предпочел бы получить миллион долларов без напряга. Не потому, что ленив или так уж берегу себя, а как-то стыдно напрягаться на службе у власти, тем более, выполняя задание самого репрессивного ее органа, я же все-таки либерал недодавленный, обязан быть в оппозиции, и если власть говорит, что дважды два равняется четырем, должен кричать, что семь или двенадцать, а то и вовсе насчет стеариновой свечи.

Тоннель, как я понял, идет под шоссейной дорогой к высотному зданию на той стороне улицы, так что когда в конце тоннеля показались снова ступеньки, но уже вверх, я понимал, где мы находимся.