Визитатор - Светлана Белова

Регент внимательно выслушал новоприбывшего, наметанным глазом оценил размер его кошелька, вытер набежавшую слезу и с сожалением объявил, что жилых мест в школе «Красной лошади» нет, но он готов принять ученика для прослушивания курса, если тот найдет себе жилье. И даже был столь любезен, что дал адрес педагогии мэтра Жосса, где, как регент точно знал, можно снять не только комнату, но и получать ежедневный обед.

Дивясь человеколюбию и отзывчивости парижан, он отправился по адресу. Прозрение, конечно, пришло, но много позже. Сердечное участие регента объяснялось просто: мэтр Жосса платил ему процент за каждого направляемого студента. Обещая хорошее жилье и пропитание, регент также, мягко говоря, приукрасил действительность, которая открылась взору бедного амьенца. Вместо комнаты ему предложили угол с полуразвалившейся кроватью, соломенным тюфяком и старым одеялом, украшенным не менее чем дюжиной разноцветных заплат. Что же касается обедов, то при воспоминании о них у брата Жана до сих пор невольно сводило судорогой живот.

Впрочем, став студентом, он быстро научился компенсировать бытовую неустроенность тем или иным способом.

Их было пятеро закадычных друзей, все родом из Пикардии и все балансировали на грани бедности и нищеты. После лекций они частенько отправлялись на правый берег, от скуки задирали грузчиков с Гревской пристани, любезничали с рыночными торговками в обмен на кусок сдобного пирога, и с легким сердцем заканчивали день в какой-нибудь таверне, распивая кувшин дешевого вина.

Такая жизнь их вполне устраивала и все бы ничего, если бы деньги не имели дурного свойства заканчиваться. Когда голод брал их за горло железной рукой, они по очереди писали домой слезные письма, прося у родителей денег. Тут-то и пригодилось красноречие будущего пономаря. Сочиненный загодя текст, он перекраивал в зависимости от обстоятельств и неизменно добивался результатов — деньги приходили.

А где деньги, там всегда найдется более-менее сытная еда, вино и прочие радости жизни. Устроить ночью попойку прямо на соломе в лекторском зале с девицами мамаши Гуло — в этом была особая бравада!

В тот год они прокутили свои скудные гроши удивительно быстро. До Рождества оставалось еще два месяца, но уже было ясно, что денег им не хватит. Потягивая кислое вино из деревянной кружки, — хозяин таверны часто наливал им в долг — будущий пономарь, а пока только бедный парижский студент, обнимал за талию Жанетту, горничную жены королевского нотариуса, и диктовал Этьену письмо:

«Моей дорогой матушке сыновний привет и почтение. Спешу успокоить и обрадовать Вас тем, что, хвала Богу, сын Ваш пребывает в добром здравии и посвящает себя полностью учебе. У меня хорошие, преуспевающие в науках товарищи».

Написав последнее предложение, Этьен не удержался и хохотнул.

«Однако жизнь в Париже слишком дорога, книги, чернила, и прочие нужные студенту предметы стоят дорого, да и башмаки, что Вы прислали в прошлом году, совсем прохудились, так что стало невозможным посещать занятия, не промочив ног».

Этьен поставил жирную точку и покосился на ноги хозяина таверны. Башмаки, отданные тому за долги, прохудившимися отнюдь не выглядели. Подавив вздох — башмаки все-таки ему очень нравились — Этьен продолжил писать под диктовку.

«Дабы нехватка денег не помешала достичь результатов, на которые Ваш сын не без оснований рассчитывает, полагаюсь на Вашу материнскую нежность и прошу выслать мне немного денег. Знаю, что Вы не оставите мою слезную просьбу без ответа и позволите мне завершить обучение и с честью возвратиться в родной край».

На этом следовало закончить письмо заверениями в сыновней любви. Но Этьен, снова покосившись на ноги хозяина таверны, быстро дописал:

«С подателем сего Вы, моя любезная матушка, можете также передать пару новых башмаков».

Колокол церкви Сен-Мерри возвестил об окончании трудового дня. Не прошло и четверти часа, как таверна забилась до отказа подмастерьями шорников и волочильщиков проволоки. Стало не продохнуть, горький запах сбежавшего молока смешался с запахом пота и лука, съеденного еще за обедом. Хозяин приоткрыл дверь и снаружи потянуло осенней прохладой.

Вскоре после того, как дозорный сторож в первый раз прошел по улице, в дверях таверны появился монах-францисканец. Он внимательно огляделся, после чего направился к столу, где сидели школяры, заканчивая последний на этот вечер кувшин вина.

Подсев к ним, монах развязал суму для подаяний, от которой исходил аппетитный дух, и нарочито долго в ней рылся. Цели своей он добился легко: заинтригованные школяры следили за каждым его движением. Наконец францисканец выложил на стол пирог с рыбной начинкой и кольцо свежей колбасы. Колбаса источала такой дивный аромат, что у неизбалованных подобной роскошью студентов, тут же свело скулы.

За столом воцарилось неловкое молчание.

Школяры изо всех сил боролись с искушением, но не могли отвести глаз от аппетитного кольца на столе. Монах с минуту наблюдал за их душевными муками, потом понимающе улыбнулся и пододвинул соблазнительный харч к ним поближе.

— Вот не знал, что мне с этим делать, — сказал со вздохом монах. — Обет, данный мной, не позволяет прикасаться к мясу. Но вы молоды и вам мясная пища пойдет на пользу. Угощайтесь!

Студенты переглянулись и, недолго думая, в считанные минуты разделались с колбасой, а заодно и с рыбным пирогом. Этьен смел в ладонь крошки со стола и, запрокинув голову, отправил себе в рот.

— Вы я вижу совсем на мели, — посочувствовал сердобольный монах, качая головой.

Школяры молчали, ожидая, что за сим последует. Ведь, ясное дело, просто так святые отцы колбасой не делятся, даже при наличии эфемерного обета. Но монах — вот так странность — недолго посидел с ними, поболтал о том о сем, спросил в каком коллеже они учатся и с тем удалился.

Удивительное происшествие нашло свое объяснение несколько дней спустя, когда давешний францисканец как бы случайно повстречался им на улице. Обрадовавшись старым знакомым, он предложил зайти в ближайшую таверну, сам заказал вино и закуску, а когда компания достаточно опьянела, придвинулся вплотную к будущему пономарю.

— Ты, школяр, мне пришелся по душе еще в первый раз, — зашептал он ему на ухо. — Вот и хочу предложить тебе одно немного рисковое, но выгодное дельце.

Предложение францисканца, действительно, оказалось опасным, и первым порывом бедного студента было отказаться. Но чем дольше он слушал коварного монаха, который подобно эдемскому змею, умалял степень проступка и при этом красочно расписывал соблазнительное вознаграждение, тем быстрее таяла его первоначальная решимость. Дело-то и впрямь, сулило неплохой барыш.

— В часовне Ломбардского коллежа в сундуке под замком хранится казна, а в ней 600 золотых экю, — растолковывал францисканец, — в сундук заглядывают редко, так что кражу обнаружат, дай бог, после Рождества, а то и позже. Да и дело-то само по себе неопасное, а главное — верное.