Культура Возрождения в Италии - Якоб Буркхардт

г.) старого Урбинского двора нигде более не было; даже двор Феррары был здесь превзойден во многих существенных чертах, в частности, например, в свободе передвижения. Изабелла была выдающимся знатоком искусства, и один лишь список ее небольшого, в высшей степени изысканного собрания не оставит ценителя равнодушным.

* * *

В лице великого Федериго (1444-1482 гг.), — был ли он на самом деле настоящим Монтефельтро или нет, — Урбино имел одного из самых выдающихся представителей итальянских правителей. Как кондотьер он обладал политической моралью кондотьеров, в чем они виновны лишь наполовину; как властитель своей маленькой страны он проводил политику, целью которой было тратить завоеванное во внешнем мире богатство внутри страны, а ее облагать, насколько это возможно, небольшими налогами.

О нем и его знаменитых преемниках Гвидобальдо и Франческо Мария сказано: «Они возводили здания, заботились о возделывании земель, всегда жили в одном и том же месте и содержали множество людей; народ любил их»[79].

И не только государство было рассчитанным и организованным произведением искусства, но также и двор, причем в любом смысле. Федериго содержал 500 человек; придворные должности были столь совершенны, как ни при одном дворе крупнейших монархов, но здесь ничего не расточалось, все имело свое предназначение и точный контроль. Здесь не играли в азартные игры, не злословили, не хвастались, так как двор должен был быть одновременно местом воинского воспитания сыновей других властителей, образование которых было делом чести для герцога. Дворец, который он себе построил, не был самым великолепным, однако классическим по совершенству архитектурного замысла; в нем Федериго собрал свое главное сокровище — знаменитую библиотеку. Так как он чувствовал себя в абсолютной безопасности в стране, где всякий получал от него помощь или заработок и никто не был нищим, он ходил всегда безоружным и без доспехов; никто не мог уподобиться ему — гулять в открытых садах, принимать свою скромную трапезу в открытом зале, где ему читали из Ливия (а во время поста — духовную литературу). Затем он слушал лекцию по древней истории и шел в монастырь кларисс, где беседовал с настоятельницей о святых вещах, стоя перед решеткой в отведенном для бесед месте. Вечером он охотно руководил гимнастическими упражнениями молодых людей своего двора на лугу при монастыре св. Франциска, откуда был прекрасный вид, и внимательно следил за тем, чтобы во время игр их движения были совершенны. Он всегда стремился к тому, чтобы быть человечным и доступным для подданных, посещал работавших на него в их мастерских, постоянно давал аудиенции и удовлетворял прошения по возможности в течение одного дня, в который они были поданы. Неудивительно, что люди, встречая его на улицах, преклоняли колени и говорили: «Dio ti mantenga, Signore!» («Да поможет тебе Бог, Синьор!»). Мыслящие же люди называли его светочем Италии[80].

Его сын Гвидобальдо, обладавший высокими достоинствами, но преследуемый несчастьями и болезнями, сумел все же (1508 г.) передать государство в надежные руки своего племянника Франческо Мария, бывшего также непотом папы Юлия II{73}; Франческо удалось по крайней мере уберечь страну от длительного чужеземного владычества. Достойна удивления та готовность, с которой эти князья воздерживаются от сопротивления завоевателям: Гвидобальдо — Чезаре Борджа, Франческо Мария — войскам Льва X, — и бегут от них; они убеждены, что их возвращение будет тем легче и желаннее, чем меньше пострадает страна от бесплодной обороны. Когда Лодовико Моро исходил из тех же соображений, он забыл о многих других причинах испытываемой к нему ненависти.

Двор Гвидобальдо усилиями Бальдассаре Кастильоне{74} стал бессмертным образцом высшей школы тонкой обходительности; его эклога «Тирси» была им исполнена перед этими людьми и для их прославления (1506 г.), а позже, в 1518 году, он перенес разговоры своего «Cortigiano» («Придворного») в общество высокообразованной герцогини (Елизаветы Гонзага).

* * *

Правление дома д’Эсте в Ферраре, Модене и Реджо занимает странное промежуточное лоложение между насилием и популярностью[81]. Во дворце происходят ужасные вещи; княгиню обезглавливают по лживому обвинению в связи с ее пасынком (1425 г.); рожденные в браке и вне брака принцы бегут, но и на чужбине им угрожают подосланные убийцы (последнее убийство было совершено до 1471 г.); при этом еще происходили и непрерывные заговоры извне; незаконнорожденный потомок незаконнорожденного пытается отнять власть у единственного законного наследника престола (Эрколе I); позднее, в 1493 г., Эрколе отравил свою последнюю супругу, узнав, что она хотела отравить его по поручению своего брата Ферранте Неаполитанского. Эту цепь трагедий завершает заговор двух незаконнорожденных против их братьев, правящего герцога Альфонса I и кардинала Ипполита. Однако этот заговор был вовремя раскрыт и закончился для его участников пожизненным заключением.

В дальнейшем фискальная система в этом государстве получила наибольшее развитие, как и должно было произойти, так как из всех больших и средних итальянских государств оно подвергалось наибольшим угрозам и весьма нуждалось в укреплениях и вооружениях. Вместе с ростом налогов должно было улучшиться и благосостояние страны, и маркиз Николо (1441 г.) высказывал пожелание, чтобы его подданные были богаче других народов. Если быстрый рост населения указывает на действительно возросшее благосостояние, то исключительно важным фактом является то, что в 1497 г. в чрезвычайно разросшейся столице уже не было домов, которые сдавались в наем[82].

Феррара является первым современным европейским городом; здесь впервые по приказу правителей возникли столь крупные равномерно расположенные помещения для квартировки войск; здесь за счет концентрации чиновничества и искусственно насаждаемой промышленности увеличилась плотность населения столицы; богатых беженцев со всей Италии, в частности флорентийцев, приглашали поселиться здесь и строить дворцы. Однако косвенное налогообложение достигло во всяком случае приемлемого уровня. Герцог заботился о своем народе так же, как это делали и другие итальянские государи (например, Галеаццо Мария Сфорца): в голодные годы зерно закупалось за границей[83] и распределялось среди населения, по-видимому, бесплатно; в обычные же времена герцог обеспечивал себя за счет монополии, если не на зерно, то на многие другие продукты питания: солонину, рыбу, фрукты, овощи, причем последние заботливо выращивались на валах Феррары и вблизи от них.

Одним из самых сомнительных источников доходов казны была продажа ежегодно вновь занимаемых должностей, распространенная по всей Италии; применительно к Ферраре мы располагаем в этом вопросе наибольшими сведениями. Например, в 1502 году большинство купило свои должности по очень высоким ценам (salati); это были самые различные должности: сборщики таможенных пошлин, управляющие доменом (massari), нотарии, подеста, судьи и даже капитаны, т.е. высшие герцогские чиновники в городах княжества. Одним из так называемых «людоедов»,