Дневник утраченной любви - Эрик-Эмманюэль Шмитт

Я говорю «нужно», потому что речь идет о морали – и в жизни, и в искусстве. Если затрагиваешь проблему, предлагай решение, свою дорожную карту.

Философия без благоразумия – развалины души.

* * *

Мысль о том, что она опечалится, увидев, что я в печали, делает меня еще печальнее.

* * *

Как бы мне хотелось, чтобы ослабла меланхолия!

* * *

Смерть, должно быть, заразна – я чувствую себя живым наполовину.

* * *

Боль не возвышает, а разрушает. Она делает нас не лучше, а слабее. Не вызывает возвышенных мыслей, но лишает последних.

Боль – не облагораживающая привилегия, она – бич, прибивающий людей к земле.

* * *

Тишина упорствует, пустячность упорствует.

* * *

Смерть любимого существа оставляет после себя мертвую тишину и слезы…

Где сейчас слезы?

* * *

Отсутствие всегда будет тяжелее цельности?

* * *

Смерть не нападает на прошлое, она уничтожает настоящее и будущее. Смерть могущественна, но она не способна убить воспоминания.

Отныне все, что было когда-то, милее того, что случится завтра. Оно согревает, а будущее угнетает. Я смакую тысячу волшебных моментов и тем сильнее восхищаюсь ими, что больше ничего подобного не переживу.

Единственное исключение – ее дневники.

* * *

Воспоминание заключает в себе время, когда оно есть, и время, когда ее больше нет.

И я устраиваю оргии с памятью, чтобы отыскать ее.

* * *

Пусть воспоминания смягчат боль!

Пусть воспоминания оживят боль…

* * *

Да, я отступаю: моя меланхоличная любовь становится глубоко личной тайной, не проявляет себя ни действиями, ни словами, но постепенно занимает все внутреннее пространство.

* * *

Я ненавижу печаль, которая никогда не уйдет.

Я лелею эту печаль, перевоплощение моей любви к ней.

* * *

Моя грусть становится храмом, где я нахожу убежище.

* * *

Иногда я чувствую, что единственное утешение – остаться безутешным.

* * *

Не хочу, чтобы ощущение потери исчезло!

* * *

Сейчас только печаль делает меня счастливым. Я часто бегу от людей на встречу с ней, как в отчий дом, к родному очагу.

* * *

Смерть матери не похожа на несчастный случай, она предопределена, ее ждешь, это в порядке вещей. Что может быть нормальней?

Банальность несчастья не отменяет этого несчастья.

* * *

Можно утешиться, потеряв нечто заменимое. А если теряешь единственное в своем роде?

* * *

Можно пережить смерть любимого человека и снова влюбиться – со мной случилось и то и другое.

Нельзя принять только смерть матери.

* * *

Может, стоит поехать в Лион и узнать секрет, который она спрятала для меня в дневниках? По правде говоря, ничего другого делать не хочется.

Боюсь только, сестра начнет задавать вопросы…

* * *

Порт Онфлёра.

Я сажусь на «Бореаль». Мы с мамой каждый год совершали круиз на этом корабле. Ритуал установился сразу после смерти отца, он это придумал и настаивал на выполнении:

– Увези Жаннин в круиз, она давно мечтает о путешествии, это развеет ее печаль. А я тем временем отправлюсь в иное место…

Он высказал свою идею с ложа страданий, парализованный, почти лишившийся сил. Папа хотел исчезнуть и предчувствовал – разумом! – что конец близко. Ошеломленный его признанием, я мгновенно согласился и ни слова не сказал об «ином месте».

Через месяц после кончины отца мы с мамой отправились в плавание по тщательно выстроенному мной маршруту. Конечным пунктом была Исландия. Я много раз бывал в этой стране – представлял свои пьесы и книги, влюбился в нее и научился ценить в любое время года независимо от погоды. Остров весь год музицирует, подобно настоящему артисту: зимой играет симфонию голубого и синего – вода, небо, лед, снег; летом – мелодии всех оттенков зеленого: мхи и лишайники в тундре, чахлые корявые березы. Извергнутая из глубин Атлантики каменная глыба попала в объятия сурового климата и осталась дикой, слабозаселенной, едва окультуренной. Если из земли вылезают три травинки, пространство объявляется полем. В рост не идут ни растения, ни животные, местные лошади – чистой воды пони. Исландская пословица гласит: «Если потерялись в лесу, встаньте на ноги». Я был уверен, что это Место Силы вдохнет в маму энергию, и наша одиссея подтвердила мою правоту. Любой пожелавший убедиться, что Земля живая, должен посетить Исландию. Зажатая между внутренним огнем и внешней ледяной оболочкой, почва дышит, изрыгает, трескается, дымится, гейзеры плюются горячей водой, вулканы тошнит лавой, и они выбрасывают в небо черный пепел. Сначала мы плыли между островками – некоторым не исполнилось и двух лет, потом сошли на сушу в Рейкьявике и долго колесили по исландским дорогам, напитываясь земной силой.

И вот я поднимаюсь по трапу без нее. Куда поплыву? В Ирландию и Шотландию. Я предпочел бы обойтись без этой эскапады, но мой агент много месяцев назад «продал» им две мои лекции и один спектакль, так что отказаться невозможно. К счастью, друзья меня не бросили: Брюно, Ян, Карин Дейе и Николя Стави дадут концерт на корабле и будут присматривать за «несчастненьким».

Я заселяюсь в каюту рядом с бывшей маминой, топчу коридоры, по которым мы ходили вместе с ней, поднимаюсь с палубы на палубу, где мы болтали, сидя в шезлонгах, здороваюсь с членами команды, не забывшими ее. И у меня замирает душа.

* * *

Мне не следовало всходить на борт: ее здесь нет и больше я ничего не замечаю…

* * *

Пароксизм боли случился этой ночью. Я решил покончить со страданием.

Из каюты я видел, как волны расступаются перед кораблем, упорно плывущим вперед, и думал о бессмысленности моего существования. Зачем длить такую жизнь? К чему я иду? Я не только двигаюсь в никуда, мне и сама дорога совершенно неинтересна.

Я рыдал так, что едва не задохнулся.

Телефон посреди океана работал плохо, но я обратился к любимым людям. Сначала позвал на помощь. Потом сообщил, что отказываюсь от жизни. Никто не откликнулся.