Портрет кавалера в голубом камзоле - Наталья Солнцева

Слуги шептались, что вечерами по роскошным залам дворца бродит призрак горбатой старухи. Она предрекает смерть… Кто с ней встретится, тому конец. Говорят, сама Прасковья Ивановна видела вещунью в галерее. Та предупредила, чтобы она не играла сразу двух покойниц… не то станет третьей. Актриса ее не послушала. Она собиралась в Петербург, ведь Шереметеву пожаловали чин обер-гофмаршала, который обязывал его присутствовать при дворе…

Стоя за мольбертом, молодой художник вздрагивал от каждого шороха в тишине галереи, от каждого стука за спиной. Вдруг из густой тени вынырнет фигура косматой горбуньи, которая появлялась ниоткуда и так же загадочно исчезала?..

Зубов ясно представлял все это, как будто сам был тем крепостным живописцем. Он мог поклясться, что предметы хранят информацию о том времени, в котором они были созданы. Особенно предметы искусства.

Под воздействием ли портрета или по собственной склонности, он внезапно сделался заядлым театралом и решил создать свою труппу, – пусть маленькую, – чтобы ставить если не пьесы целиком, то наиболее выразительные отрывки из них. То же касалось и музыкальных спектаклей.

Театр его представлял собой арендованное помещение в Останкинском районе, где сцену от зрительного зала отделяла условная черта, а занавес и кулисы были сделаны по специальному заказу. Зубов не поскупился на декорации и гардероб, компенсируя таким образом скудость репертуара и непрофессионализм актеров. Опытные мастера сцены не шли к нему, а новички не обладали достаточными навыками. Правда, музыканты подобрались отменные. Хорошая живая музыка скрашивала посредственные постановки, и скоро небольшой зал стала заполнять публика. Зубов сам не ожидал, что в его театре будут аншлаги, – он занимался этим скорее для развлечения.

Его затея нашла и горячих поклонников, и безжалостных противников. Предназначенные для узкого круга концерты и представления одних восхищали, других возмущали. Как и в любом творческом коллективе, в театре Зубова появились таланты и завистники, начались склоки и борьба за первенство. Режиссер вынужден был считаться с пожеланиями хозяина, а тот отдавал предпочтение своей любимице Полине Жемчужной.

Зубов мечтал выстроить специальное здание для театра, но, подсчитав затраты, отказался от этой идеи. Одному ему проект не осилить, а искать инвесторов придется долго. Кого убедишь вкладывать в современное искусство? Прибыль под вопросом, зато хлопот хоть отбавляй.

«Думаешь, я не понимаю, почему ты выбрал Останкино? – подтрунивал над ним банкир. – Там все еще витает дух бессмертной любви! Останкинский дворец и театр были освящены чувствами графа к своей крепостной актрисе. Они оба были неординарными личностями, хотя и разделенными сословными предрассудками, но равными по внутренней силе. Однако Шереметев сумел преодолеть все барьеры. Тебе такие подвиги не по зубам, дорогой Зубов!»

Довольный каламбуром, финансист рассмеялся.

Его колкости заронили в сердце Зубова стремление доказать, что он не лыком шит, и если уж не графских кровей, то сыграть Гамлета или короля Лира ему по плечу. Не боги горшки обжигают.

Под страдальческим взглядом режиссера он попробовал себя в роли датского принца. Актеры отворачивались, хихикая. Даже осветитель не выдержал и прыснул при какой-то из реплик новоиспеченного Гамлета.

«Я вам лучше что-нибудь попроще подберу для начала», – деликатно предложил режиссер.

Зубов согласился. Посещая репетиции, он прикидывал, в какой роли не оконфузится… и остановился на Антонии. Побежденный римский полководец вызвал его сочувствие и понимание. Лучше покончить с собой, чем позор и насмешки. Он бы поступил так же.

«Я вам не советую браться за Антония…» – робко возразил режиссер.

«Что же мне, лакея играть прикажешь? – вспылил Зубов. – Или солдата, который всю пьесу молча стоит истуканом?»

Он добросовестно выучил текст и явился на репетицию. Клеопатру должна была играть его обожаемая Полина. Но та приболела. Вместо нее слова египетской царицы произносила другая актриса.

Зубов приосанился и с пафосом начал:

– Разлучены с тобой мы ненадолго, Клеопатра.

Я вслед спешу, чтоб выплакать прощенье…

При этих словах режиссер разрыдался, – лишь спустя минуту Зубов сообразил, что тот истерически хохочет…

* * *

Черный Лог.

Проводив гостью, Санта вернулся и доложил:

– Она уехала.

– Я беспокоюсь за нее… – задумчиво произнесла Глория.

Великан истолковал ее слова по-своему.

– У дамы внедорожник, – напомнил он. – Снега не так много. Проселок разъездили. Доберется.

Глория смотрела из окна и обратила внимание на марку и цвет машины. Вероятно, красный «мицубиши» – подарок покровителя госпожи Жемчужной.

Такой автомобиль стоит не дешево.

– Она сама за рулем. Без водителя.

– Зачем ей тащить сюда водителя? – пробурчал Санта. – Никто не афиширует визиты в наше тихое местечко.

Он скривился, и эта гримаса, должно быть, имитировала улыбку.

– Обед подавать? У меня жаркое поспело… и суп-пюре из тыквы.

– Как? – всполошилась Глория. – Уже обед?

– Хозяин всегда обедал рано. В полдень…

Глория привезла из своей московской квартиры несколько дорогих ее сердцу вещей, и среди них – часы с бронзовыми амурами. Они стояли на каминной доске. Ажурные стрелки действительно приближались к двенадцати. Неужели они с Жемчужной говорили так долго?

Санта перехватил ее взгляд.

– Время здесь течет иначе…

– В каком смысле?

Слуга пожал могучими плечами.

– Иначе и все. Оно то бежит… то едва тянется, а может вовсе остановиться. Агафон пользовался только песочными часами. Он говорил, что в их шуршании слышен голос вечности…

С этими словами великан неодобрительно покосился на толстощеких амуров.

– У Агафона был тонкий слух, – усмехнулась она. – Ладно, неси обед.

Глория с удивлением обнаружила, что проголодалась. Кажется, все в доме, включая распорядок дня, останется так, как было заведено карликом.

Суп-пюре из тыквы она пробовала в первый раз и пришла в восторг:

– А ты вкусно готовишь!

Санта расцвел, порозовел и стал точной копией Деда Мороза за трапезой. Глория настояла, чтобы они обедали вместе. Великан сначала упирался, но потом уступил. Женщина есть женщина… ей нужна компания.

– Жаркое тебе тоже удалось, – искренне восхитилась она кулинарными способностями слуги. – Если когда-нибудь тебе захочется от меня уйти, я дам тебе рекомендацию как искусному повару. Стряпня тебя прокормит.

– Не захочется.

– Не клянись! Не зарекайся!