Портрет кавалера в голубом камзоле - Наталья Солнцева

Перед Глорией вдруг промелькнули образы Клеопатры в золоченой короне и Антония с коротким римским мечом в руках…

«Игра воображения, – отмахнулась она. – Жемчужная упоминала о пьесе Шекспира… вот и…»

Мертвое тело в одеянии египетской царицы распростерлось на досках сцены и не желало исчезать… Антоний наклонился, вскрикнул и бросился за кулисы…

Глория открыла глаза. Гостья, с лицом белее своего костюма, в ужасе уставилась на нее.

– Что?.. – сдавленно спросила она.

– Не пугайтесь…

– Я никогда не стану матерью?

«Хуже, – едва не вырвалось у Глории. – Тебе грозит смерть!»

– Вам нельзя играть Клеопатру. Ни в коем случае…

Подмосковный поселок Летники.

Картинная галерея Зубова располагалась на втором этаже его большого загородного дома, – там поддерживался определенный температурный режим и влажность. Он старался приобретать подлинники. Выискивал по маленьким городкам и поселкам владельцев живописных полотен, которые не знали им цены. По дешевке Зубов не покупал, – считал обман ниже своего достоинства. Но и заоблачных сумм не предлагал. Картины из частных рук всегда нуждались в реставрации и редко принадлежали кисти знаменитых мастеров.

У одной дряхлой старушки, вдовы местного гравировщика, он купил изрядно попорченный портрет семейной четы, – помещика и его жены. Эксперты признали авторство крепостного живописца Аргунова[7]. Этим полотном Зубов особенно гордился.

Ему удалось собрать скромную, но интересную коллекцию, составленную преимущественно из работ русских художников восемнадцатого – девятнадцатого веков. Первый купленный у деревенского старика портрет занимал центральное место в галерее. Он помещался в специальном углублении в стене и был снабжен деревянными резными «ставнями». Зубов запирал их на замок и любовался картиной исключительно в одиночестве.

Он вообще редко водил своих гостей в галерею. Этой чести удостаивались немногие. О таинственном полотне ходили самые разнообразные и порой нелепые слухи. Зубов их не поддерживал, но и не опровергал. Говорили, что картина оказывает опасное влияние на владельца и каждый, кто на нее долго смотрит, становится чуточку не в себе. Сам Зубов якобы слегка тронулся умом… и на этой почве пустился в непомерные траты. Чего стоит его идея создать собственный театр. Затея дорогая, а необходимыми средствами господин Зубов не располагает. Хоть и назвал свою компанию «Крез[8]», но до богатств истинного Креза ему пока что далеко.

Завистники сплетничали за спиной Зубова, посмеивались и осуждали его. Однако с удовольствием посещали устраиваемые им спектакли и аплодировали голосу и таланту ведущей актрисы Жемчужной.

Ей приписывали роман с хозяином театра, что было в порядке вещей и никого не удивляло. До Жемчужной Зубов водил интрижки то с одной, то с другой танцовщицей или певичкой. Однако с появлением Полины присмирел и всецело отдался в ее изящные ручки.

Зубову было плевать на общественное мнение, – тем более, что жениться он до сих пор не удосужился и мог проводить время где угодно и с кем угодно. Он любил женщин, и те отвечали ему взаимностью. С Полиной поначалу тоже завязалась обычная интрижка, которая исподволь переросла в серьезные отношения. Зубов поклонялся ее таланту, хотя и не особо выдающемуся, но яркому, самобытному. Полина была не похожа на других актрис и украсила его театр своей драматической игрой и чистым, приятного тембра сопрано. Он придумал ей псевдоним с намеком, – Жемчужная. Она действительно, без преувеличения, являлась жемчужиной его труппы.

Его не смущали аналогии, проводимые придирчивыми интеллектуалами и саркастическими критиками.

«Что, возомнил себя этаким графом Шереметевым? – не преминул съязвить знакомый банкир. – Решил поиграть в мецената? Тебе, дружище, до Шереметева далеко, как и твоей певичке до знаменитой Жемчуговой. Чужую судьбу пытаешься на себя примерить? Рискованно, сударь. Шереметев был истинный барин, вельможа золотого екатерининского века. Богат несметно, блестяще образован. Не гнушался садиться в оркестр вместе со своими крепостными, исполнять партию на виолончели… сам репетировал с актерами. Роскошь у себя в поместьях завел невиданную, принимал коронованных особ. Празднества закатывал такие, что иностранные гости только глазами хлопали. Не обижайся, Валера, но твои потуги смешны! Картинную галерею вздумал завести… Три десятка полотен сомнительного качества, приобретенные у сумасшедших старух. Небось торговался с ними, как купец на ярмарке!..»

Банкир этот уже несколько лет сотрудничал с инвестиционной компанией Зубова: оформлял для него кредиты, когда не хватало денег для быстрых и финансово емких сделок. Зубову претила его неприличная прямота. Но терять надежного партнера было не выгодно. И он терпел, добродушно посмеиваясь…

В чем-то банкир был прав. История крепостной актрисы Прасковьи Жемчуговой и графа Шереметева запала ему в душу. Сильные натуры и сильные страсти всегда вызывали у него желание подражать, хоть в малом приобщиться к великому. Разве он, Зубов, не достоин пережить нечто подобное? Возвысить талант? Пробудить в сердце женщины неугасимую любовь? Самому загореться от ее пламени?

Он признавал, что если бы не портрет, быть ему обычным бизнесменом, – без всяких там театров, актеров и иже с ними. Старинное полотно пробудило в Зубове смутные грезы, погружая его в атмосферу безвозвратно ушедшего восемнадцатого века с его романтикой, блеском господ, нищетой рабов, с дворцовыми интригами и народными бунтами…

Должно быть, им руководило неосознанное стремление повторить неповторимое, когда он, в память о несравненной Жемчуговой, предложил Полине взять созвучный псевдоним. Он все-таки попал под влияние портрета.

Предположительно полотно принадлежало кисти крепостного, который был взят в Останкинское имение Шереметевых расписывать декорации к театральным постановкам. Молодому художнику, очевидно, разрешали посещать картинную галерею в большой зале дворца, где он мог часами сидеть и копировать работы прославленных живописцев. Вечером, когда всходила луна, юноша гулял по разбитым вокруг господского дома садам, вынашивая сюжеты будущих картин… или подглядывал за балетными девушками и певицами из хора. Их нежная красота возбуждала огонь в его крови, заставляла переносить на холст свое восхищение и желание… которые он не смел выразить иначе.

На заходе солнца в галерее становилось сумрачно. Темные портреты императоров в массивных золоченых рамах наводили на юношу почтительный страх. Дамы в шелку и кружевах с томной негой взирали на него… в их полуулыбках таилась печаль.

Случайно или преднамеренно выбрал он для копирования портрет кавалера в голубом камзоле? Или же написал его с натуры? Что было ему известно о тайнах этого места и этого дома, с невообразимой пышностью украшенного резчиками из Шереметевских вотчин? Позолоченная резьба веселила глаз: цветочные гирлянды, венки и чудесный орнамент. В анфиладе комнат повсюду – мраморные бюсты и фигуры богов и сатиров… бронза, хрусталь, фарфор, драгоценные вазы…