Волшебный рассвет - Джулия Тиммон

— Конечно, — ответила Эвелин, беря карточку-ключ от девятьсот первого номера. — Потом… Мы ведь не в последний раз видимся.

— Договорились. — Эвклид приободрился. — Желаю приятно отдохнуть. Люксы у нас просто классные.

— Спасибо.

Девятьсот первый оказался не просто классным, а сногсшибательным. Эвелин, хоть никогда и не ведала ни нужды, ни недостатка в чем-то необходимом, просто рот раскрыла, войдя в эти поистине королевские покои. Просторные комнаты, со вкусом обставленные мебелью в стиле ампир, всевозможная современная аппаратура, мягкие ковры на полу, джакузи в ванной — словом, все было рассчитано на людей, привыкших купаться в роскоши.

Войдя в спальню и сев на огромную застеленную атласным покрывалом кровать, Эвелин невольно погрузилась в мечты. Ей представилось, что она приехала в Анахайм, причем не одна, а с любимым мужчиной… При этой мысли ее грудь сдавило так сладко, что она вздохнула, легла поперек королевского ложа и закрыла глаза.

В свои двадцать лет Эвелин еще ни разу не влюблялась по-настоящему. Романы, завязывавшиеся у нее с ребятами из университета, отличались быстротечностью и спустя месяц-другой забывались — воспоминания о них тонули в море других впечатлений, которыми изобилует молодая студенческая жизнь. На первом и втором годах обучения все они лишь играли в любовь, будто что-то репетируя, готовясь к чему-то более стоящему.

Сегодня совершенно неожиданно в ее душе проснулось нечто новое: желание стать настоящей женщиной, способной дарить любовь, отдавать душевное тепло. Эвелин осознала это только сейчас, опустившись на кровать в роскошном номере, — кровать, предназначенную для двоих, для двоих влюбленных. И так сильно поразилась, что несколько мгновений лежала не дыша, боясь пошелохнуться.

С чего это вдруг? — подумала она, чувствуя, как к щекам приливает кровь, а сердце ускоряет ритм. Из-за внимания Эвклида? Да, он очень симпатичный. И наверняка порядочный, надежный. Все предусмотрит, во всем поддержит. С таким, наверное, ничто не страшно. Только…

Она прислушалась к себе, стараясь понять, не Эвклид ли стал причиной происходящих в ней метаморфоз. Но перед глазами неожиданно возник образ совершенно другого человека — тоже статного и высокого, но с карими глазами и с плотно сжатыми губами. Барнс!

Она распахнула глаза и, злясь на саму себя, вскочила с кровати.

— С ума сойти! Я превращаюсь в мазохистку. Блаженствую, вспоминая, как меня оскорбляли. Чудесно!

Охваченная желанием отделаться от нелепых мыслей Эвелин схватила с прикроватной тумбочки телефонный аппарат, оснащенный невообразимым количеством кнопок, и набрала номер Абигейл. К счастью, подруга оказалась дома.

— Абби, это я.

— Ну и как ты там? — поинтересовалась сочувствующим тоном Абигейл.

— Э-э-э… — Эвелин чуть было не принялась рассказывать о конфликте с Барнсом, но решила, что слишком много ему чести. — Долгая история… — Ей в голову внезапно пришла потрясающая мысль: пригласить подругу к себе и в ее компании как следует повеселиться. Чтобы совсем не сдвинуться под магическим воздействием этого скандалиста Барнса. Стивен наверняка не станет возражать. — Послушай, может, приедешь ко мне? Ты ведь обещала, что постараешься.

— Хочешь, чтобы я помогала тебе выдавать клиентам ключи от номеров? — Абигейл усмехнулась.

— Нет, не беспокойся. С этим я худо-бедно, но справлюсь сама. — Эвелин помолчала, прикидывая, каким бы образом заманить Абби в Анахайм. — Если бы ты только знала, в каких апартаментах мой обожаемый дядюшка позволил мне поселиться, — произнесла она загадочным тоном. — В люксе на верхнем этаже! С гостиной, спальней и еще одной комнатой, наверное для гостей. Если бы ты увидела эту мебель, эту ванную, эту аппаратуру, то закачалась бы!

— Ты что, собираешься поселить меня в комнате для гостей? — спросила Абигейл недоверчиво.

— Ну да. А если хочешь, можешь расположиться в спальне. Мне все равно, где спать.

— Мм… — растерянно промычала Абигейл.

— Абби, пожалуйста! — взмолилась Эвелин, объятая странным чувством, смахивающим на панику.

Ей вдруг показалось, что от решения подруги зависит вся ее дальнейшая судьба, что, если та не приедет, она умрет от бесконечных дум о Барнсе и пререканий с ним.

— Понимаешь, через четыре дня у деда день рождения, — сказала Абигейл. — Вечер будет убийственно скучный, но не явиться на него я просто не могу.

— Приезжай хотя бы на четыре дня, — попросила Эвелин, и не думая сдаваться. — Поживешь со мной в этой роскоши, сходим в «Диснейленд», еще куда-нибудь.

— На четыре не получится… — протянула Абби, уже явно всерьез задумываясь над предложением подруги. — Завтра в пять вечера я договорилась встретиться с Джимом и Сузи.

— В Беверли-Хиллс?

— Да, у них. Эвелин задумалась.

— Может, позвонишь им и скажешь, что у тебя изменились планы? Придумай что-нибудь правдоподобное.

— Нет, Эви, — решительно возразила Абигейл, — ты же знаешь, какие они обидчивые. Надуются, потом целый год будут смотреть на меня косо.

— Тогда приезжай послезавтра. — Эвелин чувствовала, что добьется-таки своего: уломает подругу и та погостит в Анахайме пусть не целый месяц, но хотя бы пару дней. Чем дольше она уговаривала Абби, тем острее чувствовала, что как никогда остро в ней нуждается. Но для чего, сама толком еще не знала. — Если не приедешь, на тебя надуюсь я.

— И целый год будешь смотреть волком? — с шутливой тревогой в голосе спросила Абигейл.

— Вообще больше не взгляну в твою сторону, — так же «серьезно» ответила Эвелин.

Абби рассмеялась.

— Ладно, так и быть. Послезавтра жди.

— Ур-ра! — закричала Эви, подпрыгивая на месте.

Они попрощались. И Эвелин, врубив на всю катушку диск с записью «Аэросмита», — ничего более подходящего в номере она не нашла, — отправилась блаженствовать в джакузи… где ее вновь посетило незнакомое прежде желание — стать любящей женщиной.

Сбитая с толку, Эвелин попыталась заставить себя переключиться на что-нибудь другое. Подумала о снимающемся в Голливуде фильме, о Джиме и Сузи, своих однокурсниках, живущих вместе в Беверли-Хиллс, о маме и озорниках племянниках. Вспомнила о Люсинде из Блумингтона, которой должна была отправить электронное письмо… И с ужасом поняла, что сосредоточить внимание не может ни на чем. Тяжело вздохнув, она расслабилась, покорно позволяя мозгу работать в угодном ему направлении.

С минуту в ее голове стоял густой туман. Потом он стал рассеиваться, уступая место на удивление ясным, никогда раньше не посещавшим ее мыслям.

Правильно ли я живу? — спросила себя Эвелин. Не пора ли покончить с сумасбродством и безумными выходками?

Ей вспомнились бесконечные студенческие вечеринки, непродолжительные романы, заканчивая которые она не чувствовала ни боли, ни разочарования. Вспомнился и Джек Мак-кэйб, бросивший учебу по окончании первого курса, — парень, который любил ее, наверное, по-настоящему. Она не особенно переживала, видя, как он страдает, даже, наоборот, чувствовала себя королевой, наделенной правом относиться к подданным пренебрежительно, свысока.