Удивительные приключения запредельно невероятной, исключительно неповторимой, потрясающей, ни на кого не похожей Маулины Шмитт. Часть 1. Мое разрушенное королевство - Финн-Оле Хайнрих
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
– Окей, – говорит Пауль.
– Можем расследовать вместе, – говорю я, – если хочешь. Будешь моим агентом-помощником.
Пауль солнечно-жёлто и радостно улыбается, глаза сверкают.
– Да, да! А… ты не шутишь?
– Нет, конечно, – говорю я. – Я много чему могу тебя научить. Где лучше всего устроить тайник, как зашифровать послание, как его передать, тайнопись и всё такое. Вот ты знаешь трюк с волоском?
– Трюк с волоском? Нет!
– Окей, – говорю я. – Это вообще-то детсадовский уровень, всё просто, как дважды два. Но с чего-то надо ведь начинать…
– Окей, – говорит Пауль, но потом взгляд у него темнеет. Мы идём рядом молча, до школы осталось совсем чуть-чуть.
– Знаешь… – начинает Пауль. А потом замолкает.
– Что?
– Тут такое дело…
– Какое?
– Кажется, я знаю отгадку.
– Как это?
– Ну, я знаю, кто жил в этом доме до вас. Я ведь тут мимо каждый день хожу, не меньше двух раз, в школу и обратно.
– И?
– Ну, там жила одна тётенька.
– Пауль!
– Да?
– Можно чуточку побыстрее? Мне нужно знать!
– Ну да. В общем, одна женщина. В инвалидном кресле. Потому и квартира на первом этаже. Потому и лестницы нет, а вместо неё этот пандус. Чтоб ей было легче заехать внутрь. И ещё я думаю…
Пауль размышляет. Когда он размышляет, когда думает по-настоящему сосредоточенно, он чешет в затылке и смотрит в небо.
– Точно я не знаю, – снова подает голос Пауль, – я же внутри квартиры никогда не был и ничего не видел, но думаю, все эти ручки и рычаги – их специально для неё сделали, чтоб ей легче было. Она же не могла ходить, даже встать сама не могла. Понимаешь?
Я смотрю на Пауля. Ну как же я сама не додумалась? Иногда я тупая просто до невозможности. Сначала я молчу, а потом говорю:
– Да.
Через полминуты спрашиваю:
– А что потом с этой женщиной случилось?
Пауль пожимает плечами.
– Потом она куда-то исчезла. Не знаю точно. Может, переехала. В этом районе ведь часто переезжают.
– Может, её в больницу увезли, – говорю я.
– Или она умерла, – говорит Пауль.
– Не говори так.
Пауль пожимает плечами.
– Окей.
А потом спрашивает:
– Ты разве медсестёр не замечала?
– Медсестёр?
– Ну да. И медбратьев. У вас ведь там живёт много больных людей и инвалидов, к ним часто приходят медсёстры.
– К нам никогда не приходят.
– Это понятно. Но на вашей улице так почти ко всем.
– Правда?
Женщина-инвалид… Вот же я дура. Ещё и орала, и Мяв устраивала. А это квартира для инвалида! Конечно, ей нужны были пандус и все эти ручки! Я ругалась и насмехалась над бедной больной женщиной. Идиотка, просто идиотка. Теперь понятно, почему в Пластикбурге всё такое пластиковое! Ничего, что на вид это просто кошмар, зато очень практично. Так и должно быть в квартире для человека, прикованного к инвалидному креслу, который живёт один. Ужасно хочется укусить себя за руку, но нет – мы уже поворачиваем к школьному двору.
– А мне всё равно можно в твой клуб? – спрашивает Пауль.
Я пожимаю плечами.
– Ясное дело.
– Окей, – говорит Пауль.
– Окей, – откликаюсь я.
Выходные. Бело-синего дивана у нас теперь нет, и наши завтраки больше не длятся целую вечность. Они просто долгие. Блины у мамы неплохие, но не такие суперские, как у Того Человека. По части какао она чемпионка, а вот по блинам занимает твёрдое второе место.