Камера - Джон Гришэм
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
– Нет. Считаю себя счастливейшимпредставителем нашей профессии. Мне платят сумасшедшие деньги за работу,которая не приносит ничего, кроме удовольствия. Я не занимаюсь скрупулезнымикалькуляциями часов, за которые платит клиент. Мечта всякого юриста! Вот почемуя до сих пор каждый день прихожу в офис. А ведь мне скоро семьдесят.
Сотрудники фирмы шепотом делились с новичкамилегендой: на заре юности Гудмэн не выдержал душевного напряжения и сталчастенько заглядывать на донышко бутылки. Через год он напоминал выжатый лимон.Только когда, прихватив детей, от мужа-алкоголика ушла супруга, Гудмэн сумелкаким-то образом убедить партнеров фирмы в том, что еще на что-то способен.
– Чем конкретно завалил вас коллега Эммит?
– В основном исследовательской работой. Сейчасон разбирает тяжбу строительной компании с министерством обороны, и почти всемое время уходит на проверку многочисленных контрактов. На прошлой неделе янаправил ходатайство в суд. – Последнюю фразу Адам произнес с ноткой гордости вголосе. Обычно новичков выдерживали на коротком поводке не менее года.
– Настоящее ходатайство? – Гудмэн был поражен.
– Так точно, сэр.
– В настоящий суд?
– Да, сэр.
– Реальному судье?
– Совершенно верно.
– И кто победил?
– Окончательное решение еще не принято, но онобудет в мою пользу. Я не оставил судейскому чиновнику ни шанса.
Гудмэн второй раз улыбнулся и на этом поставилточку в игре. Вновь раскрыв папку, он сказал:
– Эммит дает вам солидные рекомендации. Оченьна него не похоже.
– Воздает должное таланту, – позволил себеулыбнуться и Адам.
– Однако ваша просьба в высшей мере необычна,мистер Холл. Все-таки чем она вызвана?
Адам кашлянул. Опять в душе поднялосьтревожное чувство, он судорожно свел колени.
– Видите ли, речь идет о смертном приговоре.
– О смертном приговоре? – переспросил Гудмэн.
– Да, сэр.
– Но почему?
– Я против смертной казни.
– Как и все мы, мистер Холл. У меня вышлонесколько книг на эту тему. Пару десятков таких дел я вел сам. Зачем вы-торешили туда полезть?
– Я читал ваши книги. Просто хочу помочь.Захлопнув папку, Гарнер швырнул ее на стол. В воздух вспорхнули клочки бумаги.
– Вы слишком молоды и неопытны.
– Думаю, вам придется изменить мнение.
– Послушайте, мистер Холл, одно делопосоветовать клиенту хорошее вино, и совсем другое – представлять интересыосужденного на казнь. В ваших руках жизнь и смерть человека. Это огромнаяответственность, сынок. Во всяком случае, никак не развлечение.
Адам кивнул, но не произнес ни звука. Неморгая, он смотрел Гудмэну прямо в глаза. Негромко прозвенел телефон, однаконикто не повернул к нему головы.
– Дело уже открыто? Или вы нашли фирме новогоклиента?
– Дело Кэйхолла, сэр, – медленно выговорилАдам. Гудмэн подергал за кончик галстука.
– Сэм Кэйхолл указал нам на дверь. Неделюназад суд подтвердил, что он имеет право отказаться от наших услуг.
– Я ознакомился с точкой зрения суда. Ноприговоренному необходим адвокат.
– Черта с два! Через три месяца душа егоотправится в преисподнюю – с помощью адвоката или без таковой. Скажуоткровенно: буду рад навсегда забыть о Кэйхолле.
– Ему необходим адвокат, – повторил Адам.
– Он сам представляет собственные интересы,причем делает это мастерски. Сам пишет ходатайства, заявляет протесты, самроется в справочной литературе. По слухам, дает даже практические советы другимзаключенным, правда, исключительно белым.
– Я от корки до корки изучил его досье. Гудмэнводрузил очки на переносицу, задумался.
– Но это же полтонны бумаг! Зачем?
– Дело Кэйхолла меня словно околдовало. Янаблюдал за ним годами, читал все, что попадалось под руку. Вы спрашивали, почемуя выбрал “Крейвиц энд Бэйн”… Так вот, откровенность за откровенность: с самогоначала я горел желанием взять это дело на себя. Фирма ведет его pro bono ужевосемь лет, если не ошибаюсь?
– Семь, но они похожи на двадцать. Общение смистером Кэйхоллом – штука не из приятных.
– Охотно верю. Особенно если учесть, что почтидесятилетие он провел в одиночке.
– Лекции о жизни за решеткой можете читатьдругим, мистер. Вы в тюрьме-то когда-нибудь бывали?
– Нет.
– А я сподобился. Я видел камеры смертников вшести штатах. Когда во время нашей беседы Сэма Кэйхолла приковывали к ножкетабурета, он осыпал меня ужасными проклятиями. Это нераскаявшийся грешник изаконченный расист, ненавидящий окружающих. Он и вас возненавидит… если вывстретитесь.
– Я так не думаю.
– Вы юрист, мистер Холл. А юристов Сэмненавидит больше, чем чернокожих и евреев, вместе взятых. Почти десять лет онсмотрит смерти в лицо, считая себя жертвой заговора злокозненных адвокатов. Ондва года мечтал отправить нас ко всем чертям. Время, затраченное на то, чтобыудержать его среди живых, обошлось фирме в два миллиона долларов! Но старогопердуна это не удовлетворило. Сколько раз он отказывался от встречи с нашимилюдьми, когда те специально приезжали в Парчман! Он рехнулся, мистер Холл.Подыщите себе что-нибудь другое. Как насчет преступлений противнесовершеннолетних, а?
– Благодарю покорно. Меня больше волнуетпроблема смертной казни. Я одержим мыслью о деле Кэйхолла, скажем так.
Гудмэн поправил очки, откинулся к спинкекресла, провел ладонью по хрустнувшему крахмалом полотну рубашки.
– В чем же, позвольте спросить, причина вашейодержимости?
– Уж больно необычна история этого Сэма, развенет? Ку-клукс-клан, движение за гражданские права, террористические акты, кровьневинных детей. Тот период времени богат на события. Казалось бы, далекоепрошлое, но миновало-то всего двадцать пять лет. У меня волосы дыбом встают.
Под потолком медленно и беззвучно вращалисьлопасти вентилятора. В напряженной тишине прошла минута, затем другая. Севпрямо, Гарнер Гудмэн уперся локтями в стол.