Сердце волка - Вольфганг Хольбайн

— Ничего, — ответил Штефан. — Просто этот дом мне кажется… странным.

— Так Барков и в самом деле странный человек, — сказал Висслер. — Он любит театральные эффекты и живописные декорации.

Штефан нахмурил лоб, намереваясь высказаться по этому поводу, но все же решил промолчать. Ему этот дом вовсе не казался живописным — он скорее походил на дом для самоубийц. Его, должно быть, построили на гребне горы много-много лет назад, чтобы можно было наблюдать за долиной. Правда, сейчас, ночью, слева от дома не было ничего, кроме непроницаемой тьмы; днем же отсюда, несомненно, открывался прекрасный вид на Волчье Сердце. Однако с течением времени часть каменистого гребня разрушилась, и теперь примерно пятая часть дома нависала над образовавшейся впадиной. Возможно, глубина впадины составляла лишь несколько метров, но в темноте было видно множество соединенных друг с другом опорных балок и подпорок. Так или иначе, Штефану показалось, что входить в подобное строение просто опасно.

Висслер с шумом вздохнул, чтобы привлечь внимание Штефана и Ребекки. Что касается Штефана, занятого лишь размышлениями о ненадежной конструкции здания, ему это удалось, а вот Ребекка отреагировала не сразу. Хотя она смотрела в сторону Висслера, ее взгляд был направлен как бы в пустоту, в какую-то точку в пространстве. Она думала о чем-то своем, о чем мог догадаться разве что Штефан.

Висслер прокашлялся, и на этот раз Ребекка посмотрела прямо на него.

— Все в порядке? — спросил Висслер.

Бекки — с задержкой в одну секунду — кивнула.

— Да, конечно, — произнесла она, но было видно, что дело обстоит как раз наоборот.

Но если даже Висслер это и заметил, он не подал виду.

— Хорошо, — сказал он, явно нервничая. — Сейчас мы войдем в дом. Только мы трое. Говорить буду я, а вы не вмешивайтесь, понятно? Что бы ни происходило, не вмешивайтесь в разговор, пока я вам не скажу. И когда вы увидите Баркова, не забывайте, пожалуйста, ни на секунду, с кем имеете дело. Этот тип такой же чокнутый, как сортирная крыса, хотя здесь он кто-то вроде бога, по крайней мере для своих людей.

Штефан почему-то почувствовал раздражение. В словах Висслера было что-то… неправильное, однако Штефан не мог понять, что именно.

— Он согласился дать нам интервью, — напомнила Бекки.

— Это абсолютно ни о чем не говорит! — заявил Висслер. — Для Баркова человеческая жизнь не значит ровным счетом ничего. По его приказу были убиты сотни людей, и, вполне вероятно, десятки людей он убил собственноручно. Не забывайте об этом ни на секунду!

Он тяжело вздохнул, словно то, о чем он говорил, было для него тягостно, но настолько важно, что об этом нельзя было умолчать. Затем он резко повернулся и указал на дом.

Они пошли вслед за ним, но Штефан перед этим еще успел внимательно посмотреть по сторонам. Джипы находились лишь в нескольких метрах позади них. Сопровождающие их люди остались стоять у машин, покуривая и разговаривая. У них у всех были хриплые голоса. Некоторые из них смеялись, и все они без исключения старались делать вид, что не обращают внимания на тех, кого только что привезли. Конечно же, все было как раз наоборот. Штефан не сомневался, что буквально каждый вздох его, Ребекки и Висслера будет тут же замечен несколькими парами глаз.

Когда Висслер протянул руку к двери, ее вдруг открыл изнутри мужчина в белой маскировочной форме. Он не был вооружен. В отличие от прибывших на джипах парней у него не висел через плечо пресловутый автомат Калашникова. Его просторное белое одеяние распахнулось, и стало видно, что у него на поясе нет пистолета. Однако именно поэтому он, как ни странно, казался особенно опасным. Когда Штефан проходил мимо этого человека, он понял, в чем тут дело: оставшиеся снаружи парни, хотя и называли себя партизанами, на самом деле были просто сбившимися в кучу грабителями и убийцами. Этот же человек был профессиональным военным, солдатом и, возможно, являлся более опасным, чем все стоявшие снаружи дома люди, вместе взятые.

Висслер сказал военному несколько слов по-русски. Тот ответил на том же языке, закрыл дверь за Ребеккой и прошел в дом. Внутри дом оказался не очень просторным. Штефану тут же бросилась в глаза одна поразительная деталь: здесь было электрическое освещение. Под потолком висела лампочка, к которой тянулся электрический кабель толщиной в большой палец, а в соседней комнате урчал генератор.

Военный, сделав несколько шагов, остановился и, указав на низенькую дверь в конце коридора, тут же отступил в сторону. Висслер, не говоря ни слова, открыл эту дверь и вошел в находившуюся за ней комнату.

Шагая вслед за Висслером, Штефан почувствовал, что его сердце вдруг начало лихорадочно биться. Он был очень взволнован, потому что испытывал настоящий страх, и даже мысленно признался себе в этом. А еще он в который раз подумал о том, что им явно не следовало сюда приезжать. Бог ты мой! Он рисковал своей жизнью и жизнью Бекки — и все лишь ради того, чтобы поговорить с каким-то психопатом?!

Однако психопата на месте не оказалось. Комната была не особенно большой и почти пустой, если не считать простенького деревянного стола и полдюжины стульев ему под стать. В противоположной стене было три неожиданно больших окна. Сейчас они были забиты досками, но когда-то, по-видимому, из них открывалась прекрасная панорама.

Звук шагов вдруг стал глухим, что было странно для помещения, в котором они находились. Штефан обеспокоенно посмотрел вниз. Доски пола были большей частью новыми и казались массивными, но положены они были без особой тщательности. Сквозь щели, которые в некоторых местах были шириной в палец, ничего не было видно, внизу была темнота, почему-то напоминающая черный сироп. Из щелей тянуло жутким холодом, там то и дело мелькали отдельные снежинки. Пол был с виду таким прочным, что выдержал бы, наверное, и вес танка. Тем не менее у Штефана возникло ощущение, что он идет по тонкому льду, хрустевшему под его ногами.

— Любимая комната Баркова, — сказал Висслер, поймав взгляд Штефана.

Штефан, нахмурившись, посмотрел на него.

— Я думал, вы здесь еще никогда не были, — произнес он.

— Это еще не означает, что я о нем ничего не знаю, ведь так?

Висслер тут же показал жестом, что лучше сменить тему разговора, и отступил в сторону: за дверью раздались громкие шаги. Через несколько мгновений дверь распахнулась и вошел Барков в сопровождении военного в белом камуфляже.

Даже если бы этот человек был не в безупречно подогнанной офицерской форме, Штефан сразу бы догадался, кто перед ним. Барков так хорошо соответствовал стереотипу офицера Советской армии, что это соответствие казалось почти гротескным, — это был великан ростом где-то в сто девяносто сантиметров, причем такой массивной комплекции, что еще бы один или два фунта веса — и его можно было бы назвать толстяком. Лицо у него было круглое, с грубо прописанными чертами, а щеки были покрыты угрями и шрамами и походили на лунный ландшафт. У него были мохнатые брови и русые, зачесанные назад волосы, которые нужно было бы подстричь еще, наверное, месяц назад.