Сердце волка - Вольфганг Хольбайн

— И теперь вы задаетесь вопросом, почему я выбрал именно вас, — произнес Барков и улыбнулся. — Предположим, потому, что я вам доверяю. А может, вы мне просто понравились.

— Но ведь вы раньше не были с нами знакомы.

Барков снова улыбнулся. Бросив взгляд на Висслера, он сказал:

— Это еще не означает, что я о вас ничего не знаю, ведь так?

Штефан не удержался и, повернувшись к Висслеру, посмотрел на него. Лицо австрийца оставалось невозмутимым, хотя он не мог не заметить, что Барков повторил его собственные слова — слово в слово. По всей видимости, электрическое освещение было не единственным техническим достижением цивилизации, пробившим себе путь в это захолустье.

— Боюсь, что ваша реплика — не ответ на мой вопрос, — не унималась Ребекка.

Штефан ошеломленно посмотрел на нее. Это еще что такое? Она что, забыла все, чему ее учили в школе журналистов и чему она сама научилась за более чем десять лет работы?

— А может, я действительно вам доверяю? — Барков говорил довольно спокойно. — Я не имею в виду конкретно вас. Вы были правы: я действительно совершенно с вами незнаком. Ни с вами, ни с вашим супругом. Ваш приезд сюда свидетельствует, возможно, о вашем мужестве. А может, он свидетельствует лишь о вашей глупости. То, что я выбрал именно вас, а не ваших знаменитых коллег, объясняется двумя причинами. Во-первых, то, что я вам расскажу, сделает вас знаменитыми. Может быть, вы даже — как это сказать по-немецки? — урвете изрядный куш. Хотя, возможно, вас ждут одни лишь неприятности.

Штефан бросил на Ребекку изумленный взгляд, однако она не обратила на него никакого внимания. И ее жар, и ее нервозность словно улетучились, и сейчас она была здоровым человеком на все сто и репортером — на все двести. Когда-то давно она всегда была такой, но в последние годы Штефан лишь изредка видел ее в таком — полностью боеспособном — состоянии.

— Кроме того, мне нужны такие люди, как вы, — продолжал Барков. — Материалы, которые я вам передам, станут сенсацией. Вполне возможно, что на вас будут оказывать давление. Вам будут угрожать. — Увидев, что Ребекка намеревается что-то сказать, он остановил ее жестом. — Избавьте меня от всех этих разглагольствований по поводу пресловутой свободы слова в западной прессе. На Западе этой свободы немногим больше, чем на Востоке, даже если вы и не хотите этого признавать. Вашим знаменитым коллегам есть что терять, а потому они вряд ли пойдут на такой большой риск. Возможно, и вы тоже.

— А какая вторая причина? — спросил Штефан.

В этот момент открылась дверь и в комнату вошел военный. Он положил на стол перед Барковым потертую коричневую папку. Майор подождал, пока военный снова займет свое место у двери, и затем ответил:

— Время.

— Время?

— Мне пришлось быстро принимать решение, — сказал Барков. — Выбор из-за недостатка времени был невелик. Не обижайтесь на мои слова.

Он пододвинул левой рукой лежавшую на столе папку к середине стола, но, увидев, что Штефан потянулся к ней, тут же положил на нее руку.

— Что это? — спросила Ребекка.

— Доказательства, — ответил Барков. — Фотографии, магнитофонные записи, копии официальных бумаг — в общем, все, что нужно для осуществления того, о чем я вам сказал. Возможность урвать изрядный куш. Или ваш смертный приговор.

Штефан смотрел на папку как зачарованный. У него не было ни малейшего представления, что могло находиться в этой папке. Он никак не мог поверить в то, что все происходящее — правда. Для него было очевидным и не вызывало никаких сомнений лишь одно — это явно отличалось от того, с чем они предполагали здесь столкнуться. Барков согласился дать это интервью вовсе не из-за собственного тщеславия или приступа мании величия — он позволил им явиться сюда потому, что они могли кое-что сделать для него. Осознание этого факта невольно заставило Штефана переосмыслить ситуацию. Многое становилось понятным.

— Скажите мне, госпожа Мевес, — продолжил Барков, повернувшись к Ребекке, — кем вы меня считаете — преступником, наемником или просто сумасшедшим?

Ребекка, почувствовав себя неуютно, заерзала на стуле, протянула руку к сигаретной пачке, но, так и не коснувшись ее, убрала руку.

— Ну, в общем-то…

— Правда заключается в том, — спокойно продолжил Барков, — что я — и в самом деле наемник. А по вашим законам — еще, конечно же, и преступник. А еще я, вероятно, и сумасшедший, потому что продолжаю во что-то верить даже в наше время.

— И во что же вы верите? — спросила Ребекка.

Барков ответил не сразу. Он откинулся на спинку стула, насколько это было возможно, однако все еще держал свою руку на папке.

— Не думаю, что вы сможете это понять, — сказал он. — Мы с вами принадлежим к разным мирам, госпожа Мевес.

— Не такие уж они и разные, — начала было Ребекка, но Барков тут же решительно покачал головой.

— Я говорю не о Востоке и Западе, — резко прервал он. — Я, девочка моя, солдат. Неплохой солдат. Я происхожу из семьи военнослужащих. В нашем роду все были военными: отец, мать, другие мои родственники, моя любимая женщина… — Он улыбнулся, но это длилось не более чем долю секунды. — Вы сейчас наверняка думаете, что мои слова звучат напыщенно. Романтика жизни у костра, нелепые мужские фантазии… Исходя из вашего мировоззрения, вы, возможно, и правы. Но это — все, что было дано нам в жизни.

— Нам?

Барков движением головы указал на человека, стоявшего у двери.

— Мне и моим людям. Мы служили в Советской армии, но были при этом не просто военнослужащими. Мы, все до единого, твердо верили в то, чему служили. Любой из нас отдал бы жизнь за свою Родину, за то, во что мы верили.

— А теперь все не так?

— Сами идеи еще существуют. А вот страна… — Он пожал плечами. — Советского Союза больше нет. А то, что пришло ему на смену…

Барков замолчал.

— Именно поэтому вы дезертировали? — спросила Ребекка.

Прямота ее вопроса испугала Штефана. Но Барков лишь улыбнулся.

— А я вовсе не дезертировал, — сказал он.

— Не дезертировали? — Ребекка недоуменно вскинула голову. — Однако официальная версия — именно такая.

— Да, именно такая, — подтвердил Барков. — Но это — официальная версия.

— Что это значит? — спросил Штефан.

Барков пренебрежительно фыркнул:

— Неужели мне нужно разъяснять это вам? Вы ведь наверняка видели в сто раз больше, чем я, американских фильмов про спецагентов: «Если с вами что-то случится или вас схватят, нам придется отрицать, что вы имели к нам какое-то отношение».

Несколько секунд стояла полная тишина. Даже ветер, казалось, на мгновение перестал завывать. У Штефана вдруг появилось ощущение нереальности происходящего. Висслер побледнел, а Ребекка широко открытыми от изумления глазами смотрела на Баркова.