Сердце волка - Вольфганг Хольбайн

Ее голос прозвучал неожиданно резко, хотя Штефан, в общем-то, не был уверен, что нападки Висслера направлены конкретно против него или Ребекки, да и Ребекка, пожалуй, так не считала. Однако Висслер, сам того не ведая, разбередил другую, уже давно не заживающую рану.

— Вовсе нет, — презрительно сказал он. — Обезвредьте какого-нибудь торговца оружием — и вместо него тут же появляется другой. Они — как тараканы: можете давить их сколько угодно — тут же появляются новые.

Ребекка хотела что-то гневно возразить, но Штефан перебил ее, спросив у Висслера чуть более громко:

— Но чем же, по-вашему, должны быть наши репортажи?

— Об этой стране, — выразительно ответил Висслер. — Из ваших коллег хоть кто-нибудь когда-нибудь удосужился походить по этой стране с открытыми глазами?

— Да их тут — непрерывный поток, заявил Штефан. — В иных населенных пунктах журналистов больше, чем солдат.

— Я не про это, — резко ответил Висслер. — На самом деле война — не главное.

— Что-что? — Голос Ребекки дрожал от возмущения.

Штефану было ясно, что Висслер чем-то разозлил ее, хотя не понимал, чем именно.

— Вы толком даже не знаете, из-за чего идет эта война! — заявил Висслер.

— Ваши слова просто смешны!

— Мои слова — правда, — сказал Висслер. — Проблема заключается вовсе не в этой так называемой гражданской войне. Сербы против хорватов, хорваты против мусульман, и все они, поочередно, то против НАТО, то против русских… Кому это интересно? Большинство из тех несчастных людей, которые погибли на этой войне, пожалуй, даже и не знали, кто их убивал, тем более во имя чего.

— А вот вы это знаете! — воскликнула Ребекка, придав своему голосу самую язвительную интонацию, на какую только была способна.

— Возможно, получше, чем вы. — Висслер говорил серьезно.

— Ну так что? Почему бы вам не поделиться с нами своей великой мудростью?

Висслер грустно покачал головой.

— Боюсь, что в этом нет смысла, — произнес он. — Если человек вынужден задавать подобные вопросы, он, по всей видимости, не сможет понять ответа.

— Очень прагматично! — фыркнула Ребекка.

— Вы находитесь здесь уже две недели, — заметил Висслер. — Если бы вы за это время хотя бы огляделись по сторонам, то поняли бы сейчас, что я пытался вам сказать. Вы думаете, что война бушует здесь уже пять лет? Это не так: война продолжается здесь уже лет пятьдесят, а то и дольше.

— Это еще что за глупости? — недовольно спросила Ребекка.

— Мы сейчас находимся в Герцеговине, — начал пояснять Висслер. — Несколько лет назад она называлась Югославией, а затем — Боснией. Если вы отъедете отсюда километров пятьдесят, окажетесь в Сербии — или как там ее называют те придурки, которые находятся сейчас у власти.

— Мы знаем историю этой страны, — неуверенно перебила его Ребекка. — Конечно, было ошибкой пытаться искусственно создать государство при помощи силы, но…

— Да, это была ошибка! — взволнованно сказал Висслер. — Ситуация не изменится, даже если эта война прекратится. Она не изменится до тех пор, пока внешний мир не перестанет вмешиваться в то, что его не касается. Вы не сможете создать в этой стране государство с единым правительством и единым языком… Все эти понятия, которые вам и мне кажутся правильными, не имеют здесь никакого значения. Местные люди мыслят совсем не так, как мы. Сходите в ближайшую деревню — вы окажетесь в совершенно ином мире, где люди говорят на своем языке, имеют свою историю, свои уникальные легенды…

— А-а, понятно! — воскликнула Ребекка с ехидством. — Вы хотите сказать, что нужно на полных парах рвануть обратно в средневековье. Может, нам еще следовало бы вернуться к временам городов-государств и удельных княжеств?

— Возможно, нам следовало бы попытаться понять менталитет этих людей. — Висслер будто не слышал ее. — Здесь вам не Франкфурт-на-Майне, не Вена и не Нью-Йорк. Здесь — Балканы.

— Да, я знаю. Это родина графа Дракулы, — насмешливо сказала Ребекка.

— И вовсе не случайность то, что подобные истории появляются именно в этой части света, — серьезно продолжал Висслер. — Я, знаете ли, верю, что в этих местах есть что-то особенное. Что-то уникальное, чего, наверное, не найдешь во всем остальном мире. Что-то священное.

Подобные слова, прозвучавшие из уст такого человека, как Висслер, должны были бы показаться смешными или по крайней мере забавными. Но все было как раз наоборот. Штефана почему-то тронули эти слова, да и Ребекка, вопреки ожиданиям Штефана, удержалась от очередного язвительного замечания.

— Вы взгляните хотя бы на эту долину! — продолжал Висслер.

— Волчье Сердце? — спросила Ребекка.

Висслер кивнул и указал вниз, в темноту. И хотя Штефан не смог там ничего различить, кроме черноты и хаотично мелькавших серебристых искорок, он с неохотой сопроводил взглядом движение руки Висслера.

— Я уверен, — проговорил Висслер, — что вы не найдете ее ни на одной карте. Люди из окрестных селений рассказывают о ней удивительные истории.

— Какие истории? — поинтересовалась Ребекка.

— Они вряд ли вам понравятся, — заявил Висслер. — Вы, наверное, будете даже смеяться над ними. Впрочем, это не так уж важно. Важно то, что местные люди относятся к этой долине с внутренним трепетом. Они никогда в нее не заходят. И сюда не ведет ни одна дорога.

— А жаль! — сказала Ребекка. — Это очень живописная долина.

Висслер как-то странно посмотрел на нее.

— Не все, что нам нравится, автоматически становится нашей собственностью, — заметил он. — Я знаю, что вы имеете в виду. Местные жители могли бы неплохо подзаработать, если бы стали водить сюда туристов, однако тогда эти места потеряли бы свою душу.

— А почему она называется Волчье Сердце? — спросила Ребекка.

Не успел Висслер ответить на ее вопрос, как из долины раздался жуткий протяжный звук. И Бекки, и Штефан тут же поняли, что это за звук, — впрочем, это был не настоящий волчий вой. Во всяком случае, не такой вой, который был хорошо им знаком по бесчисленным фильмам о Диком Западе и фильмам ужасов, поскольку в этом звуке не было ничего романтического, да и на зов, доносящийся из диких лесов, он совсем не был похож. От этого звука в воображении возникал не силуэт волка, стоящего где-нибудь на вершине холма и воющего на луну, а нечто совсем другое, гораздо более древнее и жуткое. От этого звука человека охватывали ощущения, которые невозможно было описать. Они казались совершенно неведомыми и пугающими, но одновременно и успокаивающе знакомыми. Это был, собственно говоря, не настоящий вой, а какой-то протяжный, то нарастающий, то стихающий звук, в котором чувствовалось одновременно и требование, и испуг, и угроза. А еще в нем ощущалось предупреждение, и не заметить это было просто невозможно.