Такой я была - Смит Эмбер

– Понимаю. – Я действительно понимаю. И она понимает. Это надо сделать, и я знаю почему.

– Так давай. – И она протягивает мне ножницы.

И я, как полагается верной подруге, беру ножницы из ее рук.

– Ты же в курсе, что я не умею стричь? – замечаю я, а первые пряди волос уже падают на пол.

– Ничего, я тебе доверяю. – Мара закрывает глаза.

– Неправда, – смеюсь я.

Она улыбается.

– Можно вопрос? Только обещай не сердиться, – спрашиваю я.

Мара открывает глаза.

– Ведь это не из-за Камерона? Потому что если да, ты должна понравиться ему такой, какая есть. Если ты делаешь это, чтобы привлечь его внимание, чтобы показаться круче, чем на самом деле, это не…

Она меня останавливает.

– Нет, Иди, нет. – Мара спокойна и совсем не сердится. – Ты права, он мне нравится, – тихо объясняет она. – Но я не пытаюсь стать «крутой», как он. Я просто хочу быть собой. Такой, какая я на самом деле. Если понимаешь, о чем я, – она смеется.

Мне ни к чему объяснять – я отлично знаю, что она имеет в виду.

– Я все понимаю, Мара.

– Отлично. – И подруга снова закрывает глаза, как будто мои манипуляции с ее волосами – самая расслабляющая процедура на свете. Какое-то время мы обе молчим.

– А можно еще вопрос? – спрашиваю я, нарушив тишину.

– Да.

– Ты ведь не вернешься в оркестр?

– Нет.

– Я так и думала.

Она поворачивается и смотрит на меня.

– Извини, Иди. Просто это не мое. Теперь у меня другие интересы.

– Ничего. Я просто скучаю по своему партнеру. – Я пытаюсь отшутиться, но на самом деле мне очень грустно. – И наверняка меня посадят с той девчонкой, у которой подмышки воняют. И играет она невпопад. – Я начинаю смешивать краску.

Мара смеется.

– Прости. А ты просто задержи дыхание!

– Но я должна дышать, чтобы играть!

– Верно, – соглашается она с улыбкой.

Я намазываю ее волосы краской, разделяя их на участки. Стараюсь делать все как можно аккуратнее.

– А что это за другие интересы у тебя, если не секрет?

– Даже не знаю. Хочу в следующем году пойти на курсы живописи. Знаю, что ты сейчас скажешь, но это не из-за Камерона. Просто после того, как мы подружились, я поняла, что хочу попробовать что-то новое.

А я и не знала, что Мара интересуется живописью.

– Ммм… здорово. – Я говорю искренне. Меня, например, ничего больше не интересует.

– Ну, как я выгляжу? Круто? – спрашивает она, когда я заканчиваю. Подруга стоит перед зеркалом и бросает на себя соблазнительные взгляды.

Я смотрю на ее отражение.

– Ты стала совсем другой, – признаюсь я. Меня охватывает восхищение и зависть.

Мара подходит к окну и слегка приоткрывает его. Затем из ящика стола достает шкатулку со стразами, откуда вынимает сигареты и зажигалку и, пристально глядя на свое отражение, подносит сигарету к губам.

– Я реальная красотка, да? – спрашивает она. – Настоящая крутая стерва, – медленно выговаривает подруга и улыбается идеально ровными зубами.

– Хочешь быть стервой? – Я смеюсь.

– Не знаю. Возможно. Почему бы и нет? – Мара пожимает плечами. – Я ищу себя. Всем можно меняться, почему мне нельзя? – Под «всеми» она имеет в виду своих родителей, которые, передумав жить вместе, изменили и свою жизнь, и ее.

– Наверное, ты права. – У меня не получается ей возражать, ведь, если честно, мне тоже хочется измениться. Правда, я не знаю, какой хочу стать.

– Мне плевать, что обо мне подумают. Плавное, чтобы все поняли – я не собираюсь больше терпеть их издевательства! – Мара выпускает облако дыма. – Надоело, что все меня шпыняют и обращаются со мной как с полным дерьмом! А тебе разве нет?

Она переводит взгляд на меня. А я не могу лгать. Но и признать всю правду тоже не могу. Поэтому молчу. Я подхожу к ней и достаю сигарету из пачки. Зажимаю ее губами. Мара ничего не говорит, лишь хитро улыбается и подносит мне зажигалку. Я затягиваюсь и захожусь кашлем, когда отвратительный табачный дым проникает в легкие. Мы смеемся, я кашляю и ловлю воздух ртом.

– Вот гадость! – Я кашляю и давлюсь дымом. Но все равно затягиваюсь еще раз.

– Глубоко не вдыхай, – смеется Мара.

Я не вдыхаю и на этот раз не закашливаюсь. Мара смотрит на меня, и меня вдруг осеняет: может, у меня тоже получится измениться? Измениться так, чтобы не быть себе противной. Я снимаю очки, затягиваюсь и поворачиваюсь к Маре.

– Как думаешь, может, и мне перейти на линзы?

– Конечно! – Зажав сигарету губами, она тянется ко мне и убирает мои волосы назад. – Тебе пойдет, – шепелявит она с сигаретой в зубах.

– Правда? – спрашиваю я и не до конца понимаю, что мне пойдет. Если я начну убирать волосы? Или носить линзы? Или и то и другое?

– Ты была бы такой крутой штучкой, если бы перестала прятаться. Красоткой.

– Ты правда так считаешь?

– Да, Иди. Уверена.

Я снова улыбаюсь, чувствую действие никотина и представляю, как все будет. Сколько всего я смогу сделать.

Мы так долго ждали лета, а теперь оно пришло и проносится мимо. Я целыми днями думаю о том, что сказала Мара. Что я прячусь и если бы перестала прятаться, то стала бы настоящей красоткой. Все лето я только и думаю о том, как перестать прятаться, если ты привыкла заниматься этим всю жизнь. Кейлин на каникулы не приехал – записался на дополнительные летние курсы. Я решила, что так даже лучше. Нет Кейлина – нет и Кевина.

– Мам, – говорю я своим «голосом хорошей девочки», – я вот что хотела спросить…

– Угу? – бормочет она, не отрываясь от объявлений о распродажах. Она еще не выпила свой утренний кофе.

– Что тебе нужно и сколько это стоит? – в разговор вмешивается папа.

– Что ты хочешь? – Мама наконец поворачивается ко мне.

Я медленно снимаю очки.

– Мам, тебе не кажется, что без очков я буду симпатичнее?

– Ты и так симпатичная. – Она снова утыкается в газету. Видимо, мой подход не сработал.

– Через три недели начнутся занятия, и я подумала… вот Маре в том году подобрали линзы, и она… то есть.

– Не ходи вокруг да около, Минни-мышка, говори, в чем дело, – свободной от кофе рукой папа показывает, чтобы я не тянула.

– Ладно. Я вот что подумала – может, мне тоже перейти на линзы?

Родители обмениваются взглядом, видимо, означающим: ну почему она не оставит нас в покое?